– Таково испытание.
– Ты сделаешь из меня настоящую Свободную!
– Как еще ты сумеешь научить своих потомков выживанию в пустыне, когда меня не станет?
Она отстегнула маску, ее лицо оказалось на расстоянии ладони от его лица. Потом она протянула палец и коснулась одного из завиточков, окаймлявшей его лицо рясы.
– Легонько пощекочи, – проговорил он.
Не его голосу повиновалась ее рука – чему-то, говорившему внутри нее самой. Движения ее пальцев были точными, находящими отклик в памятях Лито
– теми, что передаются из поколения к поколению… сохраняя все навыки, всю правду и ложь жизни. Он немного развернулся и искоса поглядел на ее лицо, такое близкое. На краю завиточка начали появляться бледно-голубые капли. Потянуло густым запахом корицы, Сиона наклонилась к каплям. Он увидел поры ее носа, движения ее впитывающего влагу языка.
Вскоре она отошла – не вполне насытясь, но руководствуясь осторожностью и подозрительностью – совсем как это бывало с Монео. «Каков отец – такова и дочь».
– Через сколько времени он начнет действовать? – спросила она. – Он уже действует.
– Я имею ввиду…
– Через минуту или около того.
– Я ничего Тебе за это не должна!
– Я и не потребую никакой платы.
Она застегнула защитную маску на своем лице.
Он увидел, как в ее глазах появилась молочная поволока отрешенности. Не спрашивая разрешения, она похлопала по его переднему сегменту, требуя, чтобы он изогнул свою плоть теплым ГАМАКОМ. Он повиновался. Она устроилась на плавном изгибе. Если он до предела скашивал глаза вниз, ему было ее видно. Глаза Сионы оставались открытыми, но больше она не видела этой местности. Она резко дернулась и затрепетала, как маленькое умирающее животное, он знал этот опыт, но не мог ни на йоту его изменить. Жизни-памяти предков не войдут в ее сознание, но навечно останутся с ней ясность зрения, слуха, обоняния, запахи механизмов-охотников, запахи крови и внутренностей, люди, хоронящиеся в песке, зарывающиеся в песок с единственной мыслью, что нет им спасения… и непрестанно надвигается эта механическая охота… все ближе, и ближе и ближе… все громче и громче!
Всюду ищет Сиона, везде натыкается на одно и то же. Нигде ни единой лазейки. Он ощутил, как жизнь отливает от нее.
«Сражайся с тьмой, Сиона!» – именно так всегда поступают Атридесы. Они сражаются за жизнь. И она сейчас сражается за жизнь – не только свою, но и других. Он ощущал, однако, как тускнеет ее сознание… ужасный отток жизненной силы. Она погружается все глубже и глубже во тьму, намного глубже, чем кто-либо когда-либо. Он стал мягко ее покачивать убаюкивающим движением переднего сегмента. Это или тонкая жаркая нить решимости, или все вместе, взяло верх. Вскоре после полудня ее тело затрепетало, как будто переходя из транса в естественный сон. Лишь порой затрудненный выдох вырывался эхом ее видений. Лито, убаюкивающе мягко, ее покачивал.
Сможет ли она вообще вернуться из таких глубин? Он ощущал в ней живые реакции, успокаивавшие ее. В ней есть сила!
Она пробудилась к концу дня, сразу угодив в охватившую все вокруг мертвую тишь. Ритм ее дыхания сменился, ее глаза резко открылись. Она поглядела на него, затем выскользнула из своего ГАМАКА, и, встав спиной к Лито, простояла почти час в безмолвных размышлениях.
В свое время Монео поступил точно так же. Новая модель поведения в этих новых Атридесах. Некоторые из предыдущих напускались на него с высокопарными речами. Другие пятились от него, спотыкались и смотрели в глаза, заставляя его следовать за ними, корчились, с трудом ползли через КАМЕШКИ. Некоторые из них опускались на корточки и смотрели в землю. Никто из них не поворачивался к нему спиной. Лито находил возникновение этой новой реакции обнадеживающей приметой.
– Ты только-только начинаешь получать понятие о том, сколь велика моя семья, – сказал он.
Она обернулась, крепко поджав губы, но не отвечая на его пристальный взгляд. Хотя, ему было видно, она принимает осознание, которое лишь очень немногие люди могли вместить в себя так, как приняла его она… его уникальную множественно-единую личность, делавшую все человечество его семьей.
– Ты бы мог спасти моих друзей в лесу, – обвинила она его.
– Ты тоже могла бы их спасти.
Она стиснула кулаки и прижала их к вискам, не отрывая от него жгущего взгляда.
– Но ты знаешь ВСЕ!
– Сиона!
– Обязательно ли я должна была усвоить это так? – прошептала она.
Он промолчал, предоставляя ответить на этот вопрос ей самой. Она должна осознать, что его первое и исходное «я» наделено мышлением Свободных, и что, как и жуткие механизмы ее апокалиптического видения, хищник способен последовать за любым, оставляющим следы, существом.
– Золотая Тропа, – прошептала она. – Я ОЩУЩАЮ ее, – затем, обдав его испуганным взглядом, – это так жестоко!
– Испокон веков выживаемость жестока.
– Они не могли спрятаться, – прошептала она. Затем вопросила во весь голос, – Что Ты со мной сделал?
– Ты пыталась бунтовать – стать Свободной, – сказал он. – А у Свободных была почти невероятная способность считывать приметы пустыни. Они могли прочесть даже самый слабый след, оставленный ветром на песке.