– Нет, но у меня есть агент среди мятежников.
«Наверняка, Топри», – подумал Лито.
Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что у Монео наверняка имеется там свой агент. Со времени смерти матери Сионы, Лито все глубже и увереннее постигал образ действий Монео. На Топри ему указали подозрения Найлы. И теперь Монео выставлял напоказ свои страхи и действия, предлагая их, как цену за дальнейшую безопасность своей дочери.
«Как же неудачно, что от этой матери у него был только один ребенок.»
– Вспомни, как я поступил с тобой в сходных обстоятельствах, – сказал Лито. – Ты знаешь требования Золотой Тропы не хуже меня.
– Но я был молод и глуп, Владыка.
– Молод и дерзок, но никогда не глуп.
Монео напряженно улыбнулся при этом комплименте, его мысли все больше и больше склонялись к вере, что теперь он понимает намерения Лито. Но, хотя, опасности…!
Подкармливая эту веру, Лито сказал:
– Ты знаешь, как сильно мне нравятся неожиданности.
«И это правда» – подумал Лито. – «Монео то уж точно это знает. Но даже когда Сиона удивляет меня, она остается для меня тем, чего я больше всего страшусь, одинаковостью и скукой, которые могут разрушить Золотую Тропу. Смотрите только, как скука на короткое время отдала меня во власть Данкана! Сиона – это тот контраст, по которому я узнаю свои глубочайшие страхи. Опасения Монео за меня хорошо обоснованы.»
– Мой агент будет продолжать наблюдение за ее новыми товарищами, Владыка, – сказал Монео. – Мне они не нравятся.
– Ее товарищи? У меня у самого были такие товарищи однажды, давным-давно.
– Мятежники, Владыка? У Тебя? – Монео был неподдельно удивлен.
– Разве я не проявил себя другом мятежа?
– Но, Владыка…
– Заблуждения прошлого намного многочисленнее, чем ты только думаешь!
– Да, Владыка, – Монео смешался, но любопытство в нем не угасло. И он знал, что порой Богу Императору надо было заболтать самого себя до одурения после смерти очередного Данкана. – Ты должно быть, видел много мятежей, Владыка.
При этих словах Лито непроизвольно погрузился в воспоминания.
– Ах, Монео, – пробормотал он. – В моих путешествиях по лабиринтам моих жизней-памятей я повидал бессчетные места и события, которым я никогда бы не желал повториться.
– Я могу представить Твои внутренние странствования, Владыка.
– Нет, ты не можешь. Я видел людей и планеты в таких количествах, что они потеряли значение даже для воображения. О, какие пейзажи я проходил на этом пути. Каллиграфия чуждых дорог мерцала сквозь пространства и отпечатывалась на моем взгляде, смотрящим в дальнюю даль. Сотворенные природой скульптуры каньонов, круч и галактик заставили меня твердо понять, что я лишь пылинка.
– Не Ты, Владыка. Кто-кто, но только не Ты.
– Меньше, чем пылинка! Я видел людей и их бесплодные общества с таким повторяющимся однообразием, что их чушь наполнила меня скукой, ты слышишь?
– Я нисколько не хотел прогневать моего государя, – смиренно проговорил Монео.
– Ты и не гневаешь меня. Порой ты меня раздражаешь, но не более того. Ты даже не можешь вообразить, что я видел калифов, имджидов, ракаи, раджей, башаров, королей, императоров, принцев и президентов – я видел их всех. И все они – феодальные атаманы. Каждый – маленький фараон.
– Простите мою самонадеянность, Владыка.
– Проклятие римлянам! – вскричал Лито.
Это он обращался внутрь к своим предкам: «Проклятие римлянам!». Смех его жизней-памятей заставил его поспешно бежать от них.
– Я не понимаю, Владыка, – рискнул заметить Монео.
– Это верно. Ты не понимаешь. Римляне разнесли фараонову заразу, как сеятель разбрасывает семена урожая следующего сезона – Цезари, Кайзеры, цари, императоры, царицы, пфальцграфы.. Проклятие фараонам!
– Мне абсолютно не знакомы все эти титулы, Владыка.
– Я, может быть, последний из них всех, Монео. Молись, чтоб это было так.
– Как прикажет мой государь.
Лито пристально поглядел на своего слугу.
– Мы – убийцы мифов, ты и я, Монео. Это наша совместная мечта. Уверяю тебя с высоты бога-олимпийца, что правительство – это всеми разделяемый миф. Когда миф умирает, рушится и правительство.
– Так Ты учил меня, Владыка.
– Людская машина, армия сотворила нашу нынешнюю мечту, мой друг.
Монео прокашлялся.
Лито по небольшим признакам распознал нарастающее в Монео нетерпение.
«Монео понимает насчет армии. Он знает, что это мечта дурака, будто армии могут быть основным инструментом управления.»
Поскольку Лито продолжал молчать, Монео подошел к лазерному пистолету, поднял его с холодного пола подземелья и начал его разряжать. Лито наблюдал за ним, думая о том, как эта крохотная сцена воплотила в себе целиком всю суть мифа об армии. Армия пестует технологию, потому что сила машин представляется близоруким такой очевидной.
«Лазерный пистолет не больше, чем машина. Но все машины терпят неудачу или их вытесняют другими машинами. И все же, армия поклоняется как святыне таким вещам, восхищающим и устрашающим. Поглядите, как эти люди боятся икшианцев! Нутром армия понимает, что это как в сказке о подмастерье колдуна. Что, раз выпустив на свободу технологию, уже больше не найдешь волшебного заклинания, чтобы загнать ее назад в бутылку. Я научу их другому колдовству и другим заклинаниям.»