– Владыка, Ты много часов провел в наблюдениях за новым Данканом, – сказал Монео. – Сделали ли тлейлаксанцы что-нибудь недозволенное с клетками его психики?
– Он незапятнан.
Монео потряс глубокий вздох. Не очень-то приятное известие.
– Ты против того, чтобы использовать его в качестве племенного жеребца? – спросил Лито.
– Я нахожу странным, что мне приходится думать о нем и как о своем предке и как об отце моих потомков.
– Но он открывает мне доступ к скрещиванию первого поколения прежней человеческой формы и нынешних продуктов моей программы выведения. Сиона на двадцать одно поколение отдалена от него.
– Я неспособен понять, в чем цель. Данканы много медленней, чем любая из твоей гвардии.
– Я не ищу хороших отделяющихся побегов, Монео. По-твоему, я не осознаю геометрическую прогрессию, задаваемую теми законами, что управляют моей программой выведения?
– Я видел твою книгу племенного учета, Владыка.
– Тогда ты знаешь, что я не упускаю из вида ее отступников и выпалываю их, как сорняки. Меня больше всего заботят ключевые генетические доминанты.
– А мутации, Владыка? – в голосе Монео прозвучала хитроватая нотка, заставившая Лито пристальнее приглядеться к своему мажордому.
– Мы не будем обсуждать эту тему, Монео.
Лито увидел, как Монео опять спрятался в раковину своей осторожности.
«До чего же обостренно он чувствителен к моим настроениям», подумал Лито. – «Я, впрямь, верю, что он обладает некоторыми моими способностями, хотя они действуют в нем на бессознательном уровне. Его вопрос прозвучал так, как будто он даже догадывается, чего мы достигли в Сионе».
Чтобы проверить, действительно ли вопрос Монео опирается на полудогадку, Лито сказал:
– Мне ясно, что ты еще не понимаешь, чего я надеюсь достигнуть моей программой выведения.
Монео просветлел.
– Государь знает, что я стараюсь до конца постигнуть разумом законы ей управляющие.
– Законы живут меньше, чем ноша, которую тащишь достаточно долго, Монео. Регулируемой правилами творческой активности нет.
– Но, Владыка, Ты сам говоришь о законах, управляющих твоей программой выведения.
– Разве я не сказал тебе только что, Монео? Пытаться установить правила для творчества – то же самое, что пытаться отделить ум от тела.
– Но что-то развивается, Владыка. Я знаю это по себе!
«Он знает это по себе! Дорогой Монео. Он так близок».
– Почему ты все время ограничиваешь свое понимание строго определяемыми производными, Монео?
– Я слышал, как Ты говорил о преображающей эволюции, Владыка. Этими словами помечена твоя книга племенного учета. Но как насчет неожиданностей…
– Монео! Каждая неожиданность меняет правила.
– Владыка, Ты ведь не имеешь ввиду добиться улучшения человеческой породы?
Лито угрюмо на него посмотрел, подумав: «Если я сейчас употреблю ключевое слово, поймет ли он меня? Может быть…»
– Я – хищник, Монео.
– Хищ… – Монео осекся и покачал головой. Он, как ему казалось, понимал значение этого слова, но само слово потрясло его. Не шутит ли Бог Император?
– Хищник, Владыка?
– Хищник улучшает породу.
– Как такое может быть? Ты ведь нас не ненавидишь.
– Ты разочаровываешь меня, Монео. Хищник ведь не ненавидит свою жертву.
– Хищники убивают, Владыка.
– Я убиваю, но я не ненавижу. Добыча утоляет голод. Добыча это хорошо.
Монео поглядел на лицо Лито, утопленное в серой рясе чужеродной плоти.
«Не прозевал ли я пробуждение Червя?», – усомнился Монео.
Монео боязливо поискал признаки пробуждающегося Червя, но гигантское тело не трепетало, глаза Лито не стекленели, не подрагивали бесполезные плавники.
– Чего же Ты алчешь, Владыка? – осмелился спросить Монео.
– Такого человечества, решения которого воистину окажутся долгосрочными. Знаешь, каково ключевое свойство способности определять свой путь надолго, Монео?
– Ты много раз об этом говорил, Владыка. Это – способность все время мыслить по-новому.
– Изменяться, да. А знаешь, как я понимаю долгосрочность?
– Для Тебя это должно измеряться тысячелетиями, Владыка.
– Монео, даже мои тысячи лет – это всего лишь крохотная светящаяся точка на экране бесконечности.
– Но Твоя перспектива наверняка отличается от моей, Владыка.
– С точки зрения бесконечности любой ограниченный срок короткий срок, каким бы долгим он для нас ни был.
– Выходит, правил не существует вовсе, Владыка? – в голосе Монео прозвучал слабый намек на истерию.
Лито улыбнулся, чтобы снять возникшее в мажордоме напряжение.
– Может быть, одно правило есть. Краткосрочные решения обычно терпят неудачу при долгосрочном применении.
Монео в полной растерянности покачал головой.
– Но, Владыка, Твоя перспектива…
– Время истекает для любого конечного наблюдателя. Не существует закрытых систем. Даже я являюсь конечной матрицей, хоть и растянутой во времени.
Монео резко перевел взгляд с лица Лито на уходящий вдаль коридор мавзолея. «И я здесь однажды упокоюсь. Золотая Тропа, возможно, продолжится, но я кончусь.» Это, разумеется, особой роли не играло. Только Золотая Тропа, ощутимая им в непрерывной последовательности, только она имела значение. Он опять перевел взгляд на Лито, но не прямо на его затопленные синевой глаза. Что, если в этом объемистом теле и вправду скрывается хищник?