– Всю воду, Владыка?
– Большую часть. За три сотни лет здесь опять воцарится песчаный Червь. Это будет новый вид песчаного Червя, я тебе обещаю.
– Как это так, Владыка?
– У него будет животный разум и новая хитрость. Спайс станет намного опасней искать и еще более опасно хранить.
Монео поглядел на каменный потолок помещения, воображением своим сквозь камень видя поверхность планеты.
– Всюду опять будет пустыня, Владыка?
– Водные источники занесет песком, злаки задохнутся и погибнут. Деревья скроются под огромными движущимися дюнами. Песчаная смерть будет распространяться до тех пор, пока… до тех пор, пока не последует неуловимый сигнал, слышимый посреди бесплодных земель.
– Что за сигнал, Владыка?
– Сигнал к началу следующего цикла, к приходу Создателя, к приходу Шаи-Хулуда.
– Это будешь Ты, Владыка?
– Да! Великий песчаный Червь Дюны опять восстанет из глубин. Эта земля опять станет владением спайса и Червя.
– Но что с людьми, Владыка? Со всеми этими людьми?
– Многие умрут. Солнце сожжет кормовые растения и покончит с пышной растительной жизнью на этой земле. Без растительного корма начнут умирать дающие мясо животные.
– И все будут голодать, Владыка?
– По этой стране прошествует голод и старые болезни. Выживут только самые закаленные… самые закаленные и самые жестокие. – Должно ли быть так, Владыка?
– Альтернативы этому еще хуже.
– Расскажи мне об этих альтернативах, Владыка.
– Со временем ты о них узнаешь.
Теперь, в этом шествии к Онну в утреннем свете, идя рядом с Богом Императором, Монео мог лишь признать, что да, он узнал об этих альтернативах и о зле, которые они принесут.
Монео знал, что для большинства покорных подданных Империи то знание, которым он так твердо владел, покоилось скрытым в Устной Истории, мифах и безумных россказнях, рассказываемых нечастыми сумасшедшими пророками, возникавшими на той или иной планете, творя недолговечных последователей.
«Я знаю, что делают Рыбословши».
Он знал также о грешниках, наблюдавших за муками своих товарищей по людскому роду, сидя за столом и обжираясь редкими деликатесами.
Пока не пришли Рыбословши и кровь не стерла подобных сцен.
– Мне понравилось, как твоя дочка наблюдала за мной, – сказал Лито. – Она не осознавала, что мне это заметно.
– Владыка, я страшусь за нее! Она – моя кровь, моя…
– Моя тоже, Монео. Разве я не Атридес? Ты бы лучше побаивался за самого себя.
Монео быстро окинул боязливым взглядом тело Бога Императора. Признаки Червя оставались слишком явными. Монео поглядел на кортеж, следующий за ними, затем на дорогу впереди. Они были сейчас на крутом спуске, прорезанном петлями дороги и окаймленном высокими стенами рукотворных скал той защитной кручи, что огораживала Сарьер.
– Сиона не оскорбляет меня, Монео.
– Но она…
– Монео! Здесь, в этой загадочной оболочке – одна из величайших тайн жизни. Быть удивленным, увидеть, как случится нечто новое, вот то, чего я жажду больше всего.
– Владыка, я…!
– Разве это не лучащееся, не изумительное слово!
– Как скажешь, Владыка.
Лито с усилием напомнил себе: «Монео – это мое создание, я его создал».
– Твое дитя бесценно для меня, Монео. Ты умаляешь ее соратников, но среди них может быть тот, кого она полюбит.
Монео бросил непроизвольный взгляд на Данкана Айдахо, шедшего вместе с охраной. Айдахо так всматривался вперед, словно старался пронизать взглядом каждый поворот дороги прежде, чем шествие к нему приблизится. Ему не нравилось это место, над которым со всех сторон нависали высокие стены
– такое выгодное для нападения сверху. Айдахо послал разведчиков еще ночью, и Монео знал, что некоторые из них до сих пор прячутся на высотах, но впереди еще были овраги, которые надо было миновать, чтобы выйти к реке. А людей было недостаточно, чтобы разместить их повсюду.
– Мы положимся на Свободных, – успокоил Данкана Монео.
– Свободных? – Айдахо не нравилось то, что ему довелось слышать о Музейных Свободных.
– По крайней мере они могут поднять тревогу, если столкнутся с кем-нибудь незваным, – сказал ему Монео.
– Ты видел их и попросил это сделать?
– Конечно.
Монео так и не решился затронуть с Айдахо тему Сионы. Для этого и позже будет достаточно времени. Но Бог Император сейчас высказался в весьма тревожном для Монео смысле. Не изменил ли он свои планы?
Монео опять перевел внимательный взгляд на Бога Императора и понизил голос.
– Полюбит своего соратника, Владыка? Но Ты говорил, что Данкан…
– Я сказал полюбит, а не будет скрещена!
Монео затрепетал, вспомнив, как его самого привлекли к программе выведения Лито, вырвав его из…
«Нет! Лучше не возвращаться к этим воспоминаниям!»
Потом были глубокая привязанность и, даже, настоящая любовь… Но позже. В первые дни, однако…
– Ты опять витаешь в облаках, Монео.
– Прости меня, Владыка, но, когда Ты говоришь о любви…
– По-твоему, у меня не бывает нежных мыслей?
– Это не так, Владыка, но…
– По-твоему, у меня, значит, нет воспоминаний о любви и спаривании? – Тележка вильнула в сторону Монео, заставив его отпрянуть, напуганного полыхающим взглядом Владыки Лито.