– Владыка, я умоляю…
– Это тело может никогда и не знало такой нежности, но все жизни-памяти принадлежат мне!
Монео увидел, что в теле Бога Императора все нарастают и становятся все более довлеющими признаки Червя, и невозможно было закрыть на это глаза.
«Я в серьезной опасности, мы все в серьезной опасности».
Монео осознавал каждый звук, раздающийся вокруг него поскрипывание королевской тележки, покашливание и тихие разговоры в свите, шаги по дороге. От Бога Императора доносился сильный запах корицы. Воздух здесь в ущелье, отгороженном скалистыми стенами, до сих пор сохранял утренний холод и сырость, дошедшую от реки. Не сырость ли провоцирует Червя?
– Монео, слушай меня так, как будто твоя жизнь зависит от этого.
– Да, Владыка, – прошептал Монео. Он знал, что жизнь его сейчас если уж от чего и зависит, так это от осторожности, с которой он будет ко всему относиться, не только от слушания, но и от внимательного наблюдения.
– Часть меня – вечная обитательница подземелья, ни о чем не думающая,
– сказал Лито. – Эта часть просто реагирует. Она совершает поступки, не заботясь о знании или логике.
Монео кивнул, взгляд его был прикован к лицу Бога Императора. Не начинают ли стекленеть его глаза?
– Я вынужден стоять в стороне, просто наблюдая ее действия больше ничего, – говорил Лито. – Такая реакция может вызвать твою смерть, выбор тут не за мной, ты слышишь?
– Слышу, Владыка, – прошептал Монео.
– Когда происходит такое, то не существует никакого выбора! Ты принимаешь это, просто принимаешь. Ты никогда этого не поймешь и не узнаешь. Что ты на это скажешь?
– Я страшусь неизвестного, Владыка.
– Я его не страшусь. Объясни мне, почему!
Монео ожидал кризиса, подобного этому и теперь, когда кризис подошел, он ему чуть ли не обрадовался. Он знал, что его жизнь зависит от его ответа. Он поглядел на Бога Императора, мысли бешено проносились у него в голове.
– Из-за всех Твоих жизней-памятей, Владыка.
– Да?
Значит неполный ответ. Монео ухватился за слова.
– Ты видишь все, что мы знаем… и все это было некогда неизвестным! Удивить тебя… удивление должно быть чем-то новым, чего ты еще не знаешь?
– говоря, Монео осознал, что он произнес в защитной вопросительной интонации то, чему следовало бы быть смелым заявлением, но Бог Император только улыбнулся.
– За такую мудрость я дарую тебе милость, Монео. Чего ты желаешь?
Внезапное облегчение только откупорило новые страхи с новой силой вспыхнувшие в Монео.
– Можно ли мне привезти Сиону назад в Твердыню?
– Но это приблизит ее испытание.
– Она должна быть отделена от своих соратников, Владыка.
– Очень хорошо.
– Мой государь милосерден.
– Я эгоистичен.
На этом Бог Император отвернулся от Монео и погрузился в молчание. Глядя на сегменты огромного тела, Монео заметил, что признаки Червя несколько отступили. Значит, все, в конце концов, обернулось благополучно. Затем он подумал о Свободных с их петицией – и его страх вернулся.
«Это была ошибка. Они только вызовут Его. Зачем я им только сказал, что они могут подать свою петицию?»
Свободные будут ждать впереди, выстроясь на этой стороне реки и размахивая своими бумажонками.
Монео шел в молчании, его дурные предчувствия возрастали с каждым шагом.
18
Здесь взвевает песок, и там взвевает песок.
Там ждет богач, а здесь жду я.
Отчет сестры Чинаэ, найденный среди ее бумаг после ее смерти:
Повинуясь догматам Бене Джессерит и приказаниям Бога Императора, я изымаю это сообщение из предоставляемого мною отчета, сохраняя его в тайном месте, где его смогут найти после моей смерти, поскольку Владыка Лито сказал мне: «Ты вернешься к своим вышестоящим с моим посланием, но эти слова ты пока что сохранишь в тайне. Я обрушу мою ярость на Орден, если ты нарушишь этот мой приказ.»
Как предостерегала меня перед отъездом Преподобная Мать Сайкса: «Ты не должна делать ничего, что навлечет на нас Его гнев».
Когда я шла рядом с Владыкой Лито в том коротком шествии, о котором рассказывала, то решила спросить, что роднит его с Преподобной Матерью. Я сказала:
– Владыка, я знаю как Преподобная Мать приобретает память своих предков и других людей. Как это было с Тобой?
– Это было запроектировано нашей генетической Историей и, к тому же, сказалось воздействие спайса. Моя сестра-близнец Ганима и я проснулись в чреве матери, разбуженные еще до рождения присутствием наших жизней-памятей.
– Владыка… Мой Орден называет это Богомерзостью.
– И правильно делает, – ответил Владыка Лито. – Жизни-памяти твоих предков могут взять верх над тобой. И как знать заранее, что обретет власть над всей этой ордой – добро или зло?
– Владыка, как Ты одолел такую силу?
– Я ее не одолел, – сказал Владыка Лито. – Но упрямое исследование фараоновой модели спасло и Гани, и меня. Ты знакома с этой моделью, сестра Чинаэ?
– Мы, члены Ордена, хорошо образованы в истории, Владыка.
– Да, но ты не думаешь об истории так, как думаю я, – сказал Владыка Лито. – Я говорю о заразе правления, которая была подхвачена греками, которые передали ее римлянам, а от римлян она разошлась так далеко и широко, что никогда полностью не отмирала.