Но и в этом движении есть что-то положительное. Оно сбрасывает иго предубеждения против христианства, повелевающее согласно косной фанатической традиции даже не интересоваться учением Иисуса Христа, ибо, как сказано в Талмуде, «имя Его не должно быть упоминаемо». Иудеи-реформаторы не боятся читать Евангелие, цитировать изречения из Нового Завета, когда проповедуют в синагоге, и писать книги о Христе. Вспомним недавнюю успешную борьбу за эту идею раввина Stephen Wise в Нью-Йорке. Не так давно вожак реформаторского движения к Англии Монтефиоре написал большой двухтомный комментарий к первым трем (синоптическим" евангелиям («The sinoptic Gospels» by C.G.Montefoire. London 1909). Автор говорит, обращаясь к еврейским читателем: «Новый Завет (или, по крайней мере, Евангелие) должен рассматриваться, как часть иудейства, как лучшая его часть, а Христос должен быть почитаем пророком во Израиле, даже величайшим его пророком». Конечно, он предлагает рассматривать Евангелие с особой «еврейской точки зрения». Монтефиоре также говорит: «Если иудейство не примирится с Евангелием, то я склонен верить, что оно вынуждено будет остаться навсегда изолированной религией, пользующейся незначительным влиянием и лишенной силы распространения. Ортодоксальные евреи скажут, как мне кажется, что им большего не нужно, но либеральные евреи не могут довольствоваться столь немногим». Конечно, не страшно, а даже должно истинной религии быть изолированной в этом мире, который «лежит во зле», но страшно, когда она изолирована от своего Живого Источника и Его откровений. Вышеупомянутый труд профессора Кляузнера, признающий Христа великим Учителем этики, также характерно отражает данное течение еврейской религиозной мысли.
Подобные факты показывают, что уже начинает исполняться пророчество Захарии: евреи уже взирают на Христа, хотя еще не рыдают о Нем, Они взирают еще не с умилением, но уже с вопросом: не Он ли Мессия? Как ни привлекательны некоторые черты этого либерализма, но все же понятно, почему поэт Бялик предпочитает этим кричащим храмам тихую закопченную бедную синагогу, где дрожащим заунывным голосом изливается печаль изгнанничества, скорбь об Иерусалиме и о том храме, который один был достоин слышать пение и ликование во славу Бога Вседержителя. А дотоле на реках современного Вавилона евреи могут лишь сидеть и плакать, повесив на вербах свои арфы. Можно поистине преклоняться пред обликом бедного старика-еврея, бредущего по заброшенным улицам Варшавы или Кишинева. Весь его облик, костюм, волосы свидетельствуют о том, откуда и куда он идет. Этот изнуренный, всеми осмеиваемый Агасфер мужественно несет бремя свое и свой позор. В то время, как реформаторы чаще встречаются на просвещенном Западе, местом распространения ортодоксального еврейства является Восток. Недостатком этого типа является буквализм в толковании закона, формализм в исполнении обрядов (см. статью Ахад Гаама «Учение сердца»). Как реакция против сухого и педантичного раввинизма, среди ортодоксальных евреев существует так называемый хассидизм, подчеркивающий в религии значение духовной ее стороны, мистицизма в духе Каббалы, энтузиазма, культа радости и доброты. Это течение возникло в XVIII столетии под влиянием известного Israel Baal Shem Tob (Beshti). Хассиды группируются вокруг своих наставников, выдающихся по своей духовной жизни (так называемых «цадиков» – праведных). Упомянем еще группу евреев-караимов, отличающихся от ортодоксов в том отношении, что они признают только Библию, как руководство в религиозной жизни, и отвергают Талмуд. Данный тип еврея еще ближе к христианству, поскольку Талмуд заключает в себе отрицательное отношение к Евангелию, и поскольку Новый Завет органически и непосредственно вытекает из Ветхого Завета.
Еврей– ортодокс уже потому близок ко Христу, что каждое утро он, произнося упомянутые выше слова молитвы Маймонида, говорит: «Я верую полною верою в пришествие Мессии». И это изо дня в день, из века в века, в течение тысячелетий. Если мы, христиане, хотим почувствовать сердце еврейского вопроса, перенесемся мысленно в современный Иерусалим и пойдем к так называемой «стене плача» (остаток стены, окружавшей двор храма). Там ежедневно собираются евреи со всех концов света. Они молятся, плачут, вздыхают и целуют священные камни. Эти желтые громады кажутся «полированным зеркалом, отшлифованным мириадами поцелуев» (Бунин «Иудея»). В августе, в день 9 аба там совершается моление в воспоминание о разрушении храма. Кантор поет высоким дрожащим тенором:
И толпа хором продолжает:
О, эти тысячелетние слезы… Они способны кажется размыть суровые, молчаливые камни. Разве не слышит их Тот, кто любит «миловать», Который обещал быть для Иерусалима «огненной стеною», от имени Которого пророк Захария сказал о сынах Израиля: «касающийся вас касается зеницы ока Его» (Зах.2.5). Все слезы людские, рожденные скорбью о правде, сочтены у Бога, и тем более слезы народа избранного. Кто отрет эти слезы? «Кто даст с Сиона спасение Израилю» (Пс.13.7).
СУЩНОСТЬ ЕВРЕЙСКОГО ВОПРОСА
Кто разрешит еврейский вопрос и глубокую трагедию Израиля? Где его обетованный Мессия? В этом сущность еврейского вопроса.
В 1930 году я был у Стены Плача в пасхальную субботу. Я стоял среди группы еврейской молодежи. Евреи дружелюбно объясняли мне смысл происходящего, содержание молитв и обрядов. Во время этой беседы я спросил их: «Почему вы, евреи, не веруете в Иисуса Христа как в Мессию?» «Потому что Он нарушил закон». «В чем нарушил? Читали ли вы Евангелие?» «Нет, это нам запрещено…». Конечно, тут не было ответа на еврейский вопрос. И не падает ли ответственность за подобный наивный ответ на слепых вождей, которые, поставив между Христом и евреями стену предубеждения и неведения, воздвигли перед народом Завета «стену Плача»? В 1930 году я читал студентам еврейского университета в Иерусалиме лекцию о Владимире Соловьеве. Я постарался выразить ответ этого великого мыслителя и друга Израиля на еврейский вопрос. После моей лекции говорил профессор Клиузнер: он одобрял призывы гения идеализма, но вместе с тем возражал против его веры в Богочеловечество Христа. Ответив на его возражения, я поставил студентам все тот же вопрос Христа: «Кто из вас обличит Меня в неправде? Если же Я говорю истину, почему вы не верите Мне?» Студенты молчали… Это было благородное молчание, поскольку никто из них не решался говорить против Христа, Но, конечно, и здесь еще не было ответа на еврейский вопрос.
Я посетил главного раввина в Иерусалиме и спросил его: «Не можете ли Вы, как руководитель духовной жизни народа, сказать мне, как Вы веруете в Мессию и Его пришествие?» В пространной речи он дал мне возвышенное понятие о Мессии, как о совершенной и святой Личности. «Почему же Иисус из Назарста не может быть признан этим Мессией?» Старец с глубоким волнением сказал: «Не будем касаться этого вопроса». И тут еще не было ответа… В этой уклончивости я почувствовал лишь, что своим вопросом коснулся раны. Другой раввин в Бессарабии советовал мне совсем не касаться религиозного вопроса в моих лекциях перед еврейской публикой, а относительно Христа сказал: «У нас уже все давно установлено по этому вопросу». Но как не касаться вопроса, который так больно касается целого народа? И не показывает ли болезненное беспокойство при самом упоминании вопроса, что установленный ответ на него отнюдь не удовлетворяет совести народа? Факт тот, что моя лекция на тему: «Христос и евреи» была устроена в данном городе, театр, собравший до тысячи человек, на три четверти был наполнен евреями, и оживленная свободная беседа после лекции носила вполне мирный характер. 1900 лет тому назад иудейский первосвященник сам поставил этот вопрос, обратившись к Иисусу: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?» «Иисус сказал: Я» (Мк.14.61). Могла ли быть неправда в этом ответе? Или в нем был самообман? Но, будучи праведным, мог ли Он сказать неправду? И, будучи мудрым, мог ли Он впасть в самообман? Поистине, «Он не сделал греха, и не было лжи в устах Его». Да, это Он истинный Мессия, Который пришел дать с Сиона спасение Израилю.