Сергей же наоборот, заметно повеселел. В его движениях появилось что-то молодое, незнакомое. На щеках расцвел яркий румянец, в глазах зажглись бесовские огоньки. Да прежде стариковская, шаркающая походка, стала упругой, твердой.
(Хей, детка, он чувствует себя здесь как рыба в воде. В отличие от тебя.)
И это было правдой. Сергею стало намного лучше после переезда. Дом лечил его, напитывал энергией (которую забирал у тебя, крошка).
Надежда никогда особо не верила в разные мистические бредни. В том числе и в дома-вампиры. Но в памяти надолго запал тот давешний эпизод, когда холодным осенним вечером, она лежала в грязи, царапая мокрый резиновый коврик перед дверью, и молила небеса о смерти. Вовремя пришедший Сергей испуганно бросился к ней, помог подняться. Тебя ведь немного удивила та легкость, с которой он открыл замок твоим же ключом. Как ни в чем не бывало — замок работал превосходно. Еще бы, ведь Сергей самолично разбирал и смазывал его.
Он, не глядя, вставил ключ в замочную скважину (как будто долго тренировался в этом) и без малейшего усилия провернул его.
Вспомни, детка, как он нагрел тебе полную ванну изумительной, горячей воды, как ты лежала в сладкой полудреме и не собиралась вылезать из, ставшей такой родной ванны, пусть и неуклюжей, с растрескавшейся от старости эмалью, или как он отогревал тебя своим телом в постели, слегка касаясь руками, лаская, целуя. Даже нелюбимая жена, на некоторое время сможет стать любимой и желанной (особенно если вывалять ее в грязи, шарахнуть током, и оставить замерзать на улице под яростным ноябрьским дождем). Такая вот она любовь, милая.
И кто знает, что будет потом. Держи, сохраняй в памяти все сладкие мгновения, чтобы потом упиваться ими, доставая иногда из глубин светлые кусочки прошлого.
(Осенний поцелуй, и обжигающая благословенная ванна)
Надежда занялась горкой, повернувшись к Сергею спиной. Последний штрих — провести опостылевшей тряпкой по стеклянным полкам, убирая пыль, которой не один десяток лет (прежняя хозяйка не отличалась особой любовью к чистоте, поскольку сама с трудом передвигалась по огромным комнатам пустого дома), и можно будет немного передохнуть…
Сергей осторожно закрыл дверку буфета, хранящего тайну. Сам он с трудом нашел старый тайник, но не хотел допускать даже малейшей вероятности, чтобы дражайшая супруга проникла в его (мысли) секреты. Не стоит недооценивать женщин. Самому богу неизвестно, что у них на уме. Порой женщина способна отколоть такую штуку, что небесам становится жарковато.
(Надеюсь, ты найдешь укромное местечко — о, у меня много укромных местечек, вот только некоторые проявляют излишнее любопытство, так что приходится держать нос по ветру!)
Сергей криво ухмыльнулся. Подошел тихонько к жене, и обнял, с неудовольствием ощущая под руками полное рыхлое тело.
— Надя, может тебе помочь?
Надежда в последний раз провела тряпкой по сверкающей горке и отрицательно качнула головой.
— Иди, Сережа, не мешай. Займись чем-нибудь.
Легко сказать чем-нибудь. Сергей потер переносицу и нерешительно пожал плечами. По правде говоря, было одно дельце, которое он откладывал на потом. Смотреть, как дражайшая супруга целыми днями наводит порядок, и при этом оставаться отстраненным наблюдателем, он не собирался.
Тем более что работы и на самом деле еще предостаточно — ведь должен же кто-то, навести порядок там, где много грязи и пыли. Где свисает вековая паутина. Где ржавые консервные банки и трухлявые деревянные полки ждут своего часа.
Внизу…
Он спустился по лестнице. Остановился на небольшой площадке перед входом в кухню. Слева, прямо под лестницей стоял старый дряхлый шкаф. Насколько помнил Сергей, в нем не было ничего ценного — какие-то обветшалые тряпки вперемешку с изъеденной крысами макулатурой. Нужно будет вынести этот шкаф на улицу и сжечь вместе с содержимым. Сергей кивнул головой — он обязательно сделает это, но… не сейчас. Немного попозже, когда дойдут руки.
Прямо впереди — толстая дубовая дверь. За ней чулан.
Сергей потянул дверь на себя. Несмотря на свою кажущуюся тяжесть, дверь легко поддалась, впуская Сергея в ограниченное пространство чулана.
Чулан как чулан. Немного сыро — все же первый этаж наполовину скрывался под землей, и поэтому вместо окна красовалось небольшое, похожее на бойницу прямоугольное, впрочем наглухо забитое досками. Исключение составляли кухня и ванная — там строители пошли на хитрость, выкопав небольшие прямоугольные карманы, в которые и смотрели окна. Совершеннейшая глупость, особенно когда шел дождь, и карманы благополучно наполнялись водой, несмотря на предусмотренный слив, который вечно забивался листьями и грязью.
В чулане, впрочем, как и в погребе и омшанике, пол был земляной — дед так и не удосужился забетонировать глинистую поверхность. Вдоль трех стен стояли деревянные полки, на которых Сергей, еще при переезде разложил инструменты. Сверла, гаечные ключи, плоскогубцы — идеальный порядок. Здесь убирать-то особо и нечего. Сергей постоял некоторое время, вдыхая приятный, чуть острый аромат плесени и сырости, и направился к выходу.
Заглянул в кухню. Скользнул взглядом — здесь ему делать нечего. Это законная вотчина супруги, — пусть она здесь наводит порядок сама. Послушал, как тарахтит холодильник — несмотря на возраст маленький, пузатый ЗИЛ, вполне прилично справлялся со своими обязанностями, посмотрел на допотопный кухонный шкаф. Шкаф держался молодцом — старый, весь покрытый копотью, с маленькими ромбовидными остекленными проемами, сквозь которые виднеется содержимое — такой же старый, бесполезный хлам: банки из-под кофе и консервов (на Пасху в таких банках удобно печь куличи), высокая бумажная коробка из-под лимонных долек, с выцветшими изображениями синьора-лимона и прочих героев сказки про Чипполино, рулоны пищевой фольги, помутневшие полиэтиленовые пакеты, кульки, кулечки с непонятными травами, неизвестными семенами, крышки для консервации, с пожелтевшими резиновыми уплотнителями, и прочее, прочее, прочее — все то, что с таким наслаждением собирают домохозяйки, упиваясь своей бережливостью.
Сергей хмыкнул — нечего было, и соваться в этот шкаф. Стоит открыть дверцы и все содержимое вывалится на голову опрометчивого глупца, осмелившегося потревожить старого скрягу, чтобы похоронить первооткрывателя, под грудой старья.
Нет уж, оставим этот шкаф Надежде — женщины умеют находить общий язык со старыми шкафами, так же, как и с невидимой мужскому взгляду пылью и грязью.
Сергей решительно развел руками тяжелые, пыльные шторы. За ними оказался небольшой тамбур, метра два на два. Сергей раздвинул шторы и вошел в полутемное помещение.
Он не был здесь давно. Даже во время переезда, когда словно заведенный носился взад вперед, перевозя вещи, он так и не нашел времени заглянуть в пыльный, сумрачный уголок своего детства.
Три двери. Та, что слева — вход в ванную, с другой стороны. Когда-то ванная была разделена на две части, в каждую из которых был свой вход, но позже дед убрал разделяющую стену, совместив ванную с уборной, затем заколотил одну дверь, ту самую, перед которой стоял Сергей, справедливо рассудив, что нечего разносить грязь по всему дому, да и входить, каждый раз путаясь в пыльных шторах не ахти какое удовольствие.
Прямо впереди — дверь, ведущая в омшаник. Давным-давно, когда Сережка был сопливым пацаном, дед занимался пчеловодством. Каждую осень он заносил ульи в омшаник, где те и хранились до лета. От самих ульев остались только полусгнившие остовы, да неистребимый запах меда. Сергей улыбнулся. Помимо ульев в омшанике хранилось множество разных интересных вещей — от наполовину разобранного телефона, динамку которого нужно было вращать специальной рукояткой, чтобы вызвать телефонную барышню, до старинного, давно разломанного патефона, пластинки к которому находились там же.
Не один час маленький Сережка провел в омшанике, копаясь в этих обломках чужой жизни, перебирая старый хлам, останки вещей, некогда верой и правдой служивших прежним хозяевам.