Надежда поежилась. Подхватить простуду во сне — на такое способна только она.
А может быть это вовсе не сон? Как тебе такая мысль, детка? И старое зеркало действительно оказалось способным сотворить с тобой такое чудо — забросить тебя черт знает куда, на радость… кому?
(Действительно кому?)
А ответ известен заранее, не так ли?
Кто появляется каждый раз, когда мир становится не таким, каким был до этого? Когда все вокруг пугает своей нелепостью и вместе с тем кажется таким настоящим?
Вопрос на тысячу условных единиц, милая, и ответ вовсе не в подсказках друзей, которые временно отсутствуют именно тогда, когда их помощь нужнее всего, и не в мнении зала, который как известно состоит наполовину из безнадежных пропойц, которым все равно, что будет с тобой, а наполовину из разных психов, уж им-то доставит удовольствие понаблюдать за твоими страданиями!
Ответ не на поверхности гребаного ручья, не в колючих иголках, и не в бессмысленной темноте коридора — он рядом, вон за теми кустами, где лесные тени особенно густы и непроницаемы для постороннего взгляда. Именно там, во тьме светятся два красных огонька.
И это не светлячки, не волшебные фонарики эльфов и уж тем более не фары проносящихся автомобилей — нет детка, это именно то, что ты думаешь.
Это глаза!
Глаза существа, что затаилось в кустах, поджидая, когда же ты подойдешь поближе, чтобы выпрыгнуть, и схватить!
О, его лапы сильны. Ноги быстры, а зубы остры.
Все как обычно в ночных кошмарах. И пусть тебя не отвлекают глупые надежды, что после того, как все окончится, ты спокойно проснешься в мокрой от пота постели, и будешь выдыхать остатки кошмара, медленно приходя в себя.
Даже не думай — это ведь не обычный сон, ведь так?
А может быть и не сон вовсе — просто иногда стираются границы сущего, и миры начинают перетекать друг в друга. Ну а если кто-то случайно оказался поблизости, что же — неудачи испокон веков преследуют род людской, и ты детка не станешь исключением.
Давай будем считать, что тебе просто не повезло.
Просто не твой день, и все такое.
Тем более ты сама выбрала лесную тропинку, предпочтя легкую прогулку сомнительному удовольствию сгинуть в болоте.
Так что не обессудь — подходи скорее, и наша встреча продлится намного меньше, чем ты думаешь. Поверь, достаточно мгновения, чтобы разодрать твое горло и вдосталь напиться горячей крови — надеюсь, ты не будешь против? Можно конечно немного переиграть распорядок трапезы (кстати, ты заметила, что в этом лесу темнеет на глазах — это будет поздний обед, а быть может и ранний ужин, выбирай сама, что тебе больше по вкусу), но не думаю, что это будет иметь для тебя особое значение. Так, мелочи для протокола — сначала вилки с длинными зубцами, потом со средними, а вот это специальные щипцы для того, чтобы вскрывать панцирь и клешни, а в плоских посудинах вовсе не бульон, а жидкость для омовения рук — кому нужны все эти условности. Обойдемся без них…
Подходи детка, и мы знатно повеселимся. Или у тебя есть свои соображения на этот счет?
Надежда остановилась как вкопанная. Предчувствия не обманули — в чаще светились огоньки чьих-то глаз.
Два огонька. Они вперились в нее, переливаясь оттенками пламени, и в них отчетливо читалась дальнейшая судьба…
Ее судьба!
Конечно быть съеденной — не совсем то, о чем мечталось в сопливом детстве, когда девочки в смешных платьицах, с серьезными минами возят кукол в игрушечных колясках, и уже тогда вскользь задумываются о том, что же будет потом, когда коляски станут побольше, да и вместо розового пупса окажется такой же розовый, но непрестанно орущий и пускающий слюни младенец, но детка — должна же в этом гребаном мире быть хоть какая-нибудь определенность!
Надежда облизнула губы. Тропинка, проходя мимо того самого куста, делала небольшую петлю, и чуть вернувшись, уходила в сторону. Если срезать путь, то можно попытать судьбу. А можно пойти назад — вот только что делать, когда тропинка оборвется у знакомого ручья, и у нее останется только два выхода — либо в болото, либо в пасть существа. И неизвестно еще, что хуже!
(Раз, два три, детка! Вдох выдох — набери полную грудь воздуха, и рвани наперерез — по шишкам, иголками и прочей лесной дряни, и быть может тогда ты оставишь его в дураках!)
Осторожно, делая вид, что не заметила глаз, Надежда, как бы невзначай сошла с тропинки. Затем повернулась спиной, рассматривая куст с огромными красными ягодами.
За спиной что-то треснуло. Тихонько, еле слышно…
Черта с два!
Оглушающе, как пистолетный выстрел.
ОНО ВЫБИРАЛОСЬ!
Давай, крошка, рвани стрелой, и пусть пятки мелькают со скоростью света. Беги, обгоняя фотоны, протоны или как там они еще называются. Беги, не обращай внимания на боль в израненных ногах — все это мелочи, не заслуживающие внимания, стань пулей, покинувшей ствол, и летящей мимо цели.
Выбирайся детка.
Скорей же!
Надежда замерла, не в силах сделать первый шаг.
Сердце застучало, и она услышала, как сзади что-то вновь затрещало. Словно существо еще само не решило, выбираться ему из кустов, или обождать еще немного — дать фору.
(Не трать времени, дуреха, беги же скорее!)
Существо вновь пошевелилось, ломая тонкие веточки. И этот тихий, печальный хруст, оказался именно тем, чего ей так не хватало.
Надежда рванула вперед!
Она неслась, не разбирая дороги, вернее на встречу ей — она выбрала ориентиром невысокую сосну, с раздвоенной верхушкой. Она росла как раз в том месте, где дорога делала изгиб.
Сзади раздался звук ломаемой ветви, и существо взревев, наконец, обнаружило себя. Оно вырвалось из чащи, сметая все на пути, словно обезумевший зверь. Вереща, скрежеща зубами, оно дополняло утробным рыком звуки ночного леса, и догоняло, догоняло ее!
Надежда слышала, как оно подбирается все ближе. И странное дело — в тот миг, когда оно оказалось совсем близко, она внезапно поняла, что существо вовсе не желает поймать ее. Вернее желает, и даже очень, но хочет, как можно дольше растянуть удовольствие, наслаждаясь погоней.
(Играет словно кошка с мышью!)
Делает вид, что ему стоит усилий гнаться, сдерживается в самый последний момент, перед тем, как вонзить свои острые как лезвия бритв, когти прямиком в спину. Оно наслаждается твоим страхом, это для него сущий наркотик. Куда лучше сладостных судорог умирающей жертвы ее страх, ее боль, ее ненависть…
Ужас, сердце вырывается из груди, готовое унестись прочь сгорающей кометой, и все мысли и чувства только об одном — убраться отсюда, не видеть, не слышать, не ощущать его присутствие.
(Наверняка ты многое бы отдала сейчас, чтобы оказаться совсем в другом месте, не так ли?)
Существо сзади довольно рыкнуло. Под его ногами захрустели чьи-то мелкие останки. Надежда уже ощущала его горячее дыхание.
Оно догоняло, но хуже всего был его голос. Он словно раздвоился — Надежда слышала верещание, переходящее в рев, и одновременно в ее голове раздавался отвратительный, каркающий голос, он наслаждался мгновением, и в нем было что-то… непристойное, неправильное, как будто заниматься любовью с собственным отцом.
— Так на что ты готова, чтобы избежать всего этого? — голос откровенно глумился, пользуясь ее растерянностью и страхом. Существо чуть отстало, но все равно его голоса продолжали донимать Надежду. Возможно, это входило в планы существа — внушать жертве, что она способна избежать своей судьбы быть съеденной.
— Что тебе нужно?!!! — закричала она, и лесное эхо повторило за ней.
— О! — восхитилось существо. — Ты уже настолько оправилась, что готова отвечать вопросом на вопрос!
— Оставь меня в покое! — Прокричала она, не оборачиваясь.
Сзади треснуло, и существо разразилось немыслимым ревом.
— Это не ответ, ты гребаная сука! Я спрашиваю, на что ты готова, чтобы убраться из того дерьма, в котором оказалась?!!