Жила была маленькая девочка, по имени Надя. Она лежала в колыбельке, и отец склонялся над ней, чтобы коснуться пальцами бубенчиков, натянутых на простой веревочке так, чтобы Наденька могла достать их своей маленькой ручкой. Она смеялась, когда отец, легонько щелкал ее по маленькому курносому носику. Потом они смеялись вместе.
Днем она слушала, как мама стирает пеленки, что-то ворча при этом, но Наденька знала, что, несмотря на постоянную раздражительность, мама все равно любит ее. Иначе и быть не могло — дети появляются на свет, когда мама и папа любят друг друга.
Вера, Надежда, Любовь — шептал папа, и Наденька смеялась счастливым заливистым смехом, потому что любила папу.
Потом она немного подросла, и сделала первый шаг. На фотографии, оставшейся от тех давно ушедших времен, маленький карапуз, стоит, держась за стул, стараясь не упасть.
Вот ей уже три годика. Она знает, как зовут маму и папу. Мама Маша и папа Коля, купили ей большую куклу, с огромными голубыми глазами, в красивом клетчатом платьице.
Папа смотрит на нее, и на его лице печальная улыбка. Мама смотрит, чуть насупившись, словно обвиняя в чем-то…
Детский садик. Дети водят хоровод. Маленькая Красная Шапочка сжимает корзинку, в которой вместо пирожков и горшочка маслица, мама положила немного еловых шишек, и сверху украсила лепестками роз. Девочка стоит чуть поодаль, ей неинтересны забавы малышни. Она уже взрослая — ну почти совсем.
(А потом пришел большой Серый Волк, и съел девочку…)
Школа, первый класс. Огромный букет, больше ее самой. Она с трудом удерживает цветы в руках.
(Подаришь вон той тетеньке в сером платье — поучает мама, наклонившись. — Это твой будущий классный руководитель)
Все как в сказке. Заунывный голос, что звучит в голове. Это он показывает картинки детства, раскрывая свои тягучие объятия, приглашая за собой.
В страну Зазеркалья.
В страну ледяных игл, что вонзаются в самое сердце, чтобы остудить, остановить на веки. И последнее дыхание останется инеем на губах.
(Но только, если ты досмотришь до конца эту занимательную сказку, красавица…)
А дальше… дальше сказка стала совсем неинтересной, маленькая Красная Шапочка стала большой некрасивой теткой, с обвисшими бедрами и унылой мордашкой, со следами былой привлекательности.
Хотя… если не скакать семимильными шагами, отталкиваясь от прошлого, а на некоторое время задержаться в нем, чтобы изучить, как следует, можно найти все же кое-что ценное:
Первый поцелуй у покрытого изморозью окошка.
Весна, что стучится в окна, заставляя биться сердце сильнее, в предвкушение чего-то упоительно-сладкого, неизвестного.
Жаркое лето, когда первая страсть обжигает девичью грудь.
Унылая осень, когда прошло время собирать камни, и пришло время оглянуться назад, но…
Приходит зима. Снежная красавица. Королева сказок. Холодная красота, которой, играет гранями бриллиантов, таких же холодных, и таких же прекрасных…
Да мало ли чего было хорошего там, стране сказок и грез. Пусть даже эти сказки не всегда заканчивались хорошо.
(Как сказка о маленькой красивой девочке, которая выросла и стала большой некрасивой теткой…)
А потом ее отражение протянуло руку!
Впрочем, Надежда вряд ли могла утверждать это точно. Возможно, она сама коснулась зеркала, завороженная его неземной чистотой. Двойник в зеркале застыл на мгновение. Глаза встретились с глазами. Пронзительный взгляд, что навеки застыл в серебряной амальгаме, пугал своей обреченностью.
Где-то треснули половицы, или неровный шепот отозвался в сердце нехорошими воспоминаниями, но Надежда услышала его так же ясно, как слышала теперь тихое гудение обогревателя, и нечеткое бормотание мужа, который листал старые пожелтевшие страницы там, в библиотеке.
— Привет моя красавица, ведь я — это ты, и это понятно нам обеим, так что давай, не будем строить друг другу удивленные гримаски, тем более, что никто, кроме нас двоих не оценит их сполна, не так ли?
(Я схожу с ума, разговариваю со своим отражением в этом чертовом зеркале…)
Надежда отпрянула.
— Может и так, красавица, а может быть, и нет. Если хочешь, можешь считать это сном, прогулкой в зимнюю сказку, где снег ослепительно блестит под солнцем, и столетние дубы трещат от мороза.
Голос в голове пугал своей определенностью. Он звучал так ясно, как будто кто-то решил подшутить над ней, и прокричал последние слова прямо в ухо. Свет, исходящий от зеркала, померк.
Тяжелая нега опустилась на нее, обволакивая, заставляя отдаться, погрузиться на самое дно, в теплый омут сновидений.
Надежда открыла глаза. Все осталось без изменений, если не считать того, что она оказалась совсем не в том месте, где была до этого. Все так же отражение в зеркале навевало тоску округлостью форм, и неприятным выражением округлившегося личика, все так же гудел обогреватель в библиотеке и кто-то (возможно муж) ворчал тихонько, перелистывая страницы неведомых фолиантов, пытаясь проникнуть в старинные тайны.
Вот только, и Надежда знала это наверняка, это был совсем не тот дом, в который она приехала вместе с мужем, и в котором надеялась прожить счастливые годы семейной жизни, вдали от строго материнского ока.
Она приложила к лицу холодные ладошки. Вернее прижала не она, а та призрачная красавица, что отразилась в зеркале, а Надежда всего лишь ощутила себя непрошеной гостей в чужом, таком уютном, миниатюрном теле. Время размазалось манной кашей, и вновь деловито побежало вперед, впуская в странный мир загадочного дома.
Было ли это отражением истины, или она нечаянно задремала, устав от продолжительного всматривания в свое отображение, Надежда не знала. Но и сидеть перед зеркалом не хотелось, куда интереснее осмотреться в новом теле, в новом месте.
(Добро пожаловать в ночной кошмар, крошка, и пускай тебя не пугает ворчание существа, — это ведь оно так неприятно чавкает, пережевывая комочки глины, отделяя пожелтевшим когтем тонкие, ломкие страницы…)
Сначала Надя хотела толкнуть двери, ведущие в коридор, и разыскать мужа, но что-то, (голос в голове) подсказало ей, что это не самое разумное решение. Существо, которое возилось там, в библиотеке без сомнения было бы радо уделить ей пару минут, вот только вряд ли это было сейчас так необходимо.
А еще ей не понравилось это место. Что-то было не так в этом доме. Он не хотел, чтобы она оставалась здесь, нарушая священный уют старых стен своим суетливым присутствием.
Осторожно, на цыпочках, стараясь не шуметь, Надежда отошла от зеркала. Ступени предательски заскрипели. Там они никогда бы не подвели ее — подумалось Надежде. В этом же месте все было против нее.
Каждый шаг отдавался громким скрипом. Существо в библиотеке на мгновение умолкло. Остановилась и Надежда. Ее сердце колотилось, меньше всего на свете ей хотелось привлекать внимание того, кто прислушивался сейчас к каждому звуку.
(А потом оно вонзит свои когти в твое дрожащее тельце и…)
Неведомый хозяин этого дома — (существо, что сидит в библиотеке, его глазки-бусинки пронзают полумрак, впитывая страх) возобновил свое занятие — вновь зашелестели страницы, и неприятное ворчание на миг перекрыло ровное гудение пламени.
Надежда продолжила спуск. На площадке, возле двери, ведущей к выходу, кто-то небрежно бросил роскошный песцовый полушубок. Действуя словно во сне (а может, это и был сон, кто знает…) Надежда набросила дорогую находку на плечи, и толкнула двери.
Она оказалась в прихожей. В этом мире комната оказалась намного больше. Надежда осторожно обошла прямоугольный вырез в полу, (он светился ровным светом, словно кто-то там, внутри, разлил банку флуоресцентной краски) и вышла на улицу.
Здесь царила ночь. Луна освещала окрестности, и огромные сугробы переливались мириадами искр. Надежда протопала по тропинке, стараясь не удивляться ничему. Только потом, оглянувшись, она не сумела удержать вздох изумления.