Скажи сам себе парень, неужели можно любить эти толстые ляжки, что свесились с кровати, это тучное тело, что наливается с каждым днем, чтобы превратиться в подобие своей мамаши, которая отравляет своим существованием жизнь не только тебе, но и всем вокруг, кого только может достать.
— Разве это не так Сереженька? — последние слова отозвались в голове противным скрежетом. Сергей дернул головой.
Нет не так! Совсем не так. А если даже и так, то самую малость, совсем чуть-чуть. Это его супруга, и он, черт побери, не собирается бросаться на первую попавшуюся шлюху, что попытается заманить его в свои распутные объятия. Это ответственность, и он готов был принять ее на себя. Долг мужчины поступать иногда не так как хочется, — вот что это такое.
Было время, и два тела сплетались в жарких объятиях, и слова, что Надежда шептала ему на ухо звучали сладкой музыкой (а вспомни, как однажды она расцарапала тебе всю спину, ты тогда еще жил с родителями, и прятался потом несколько дней, стараясь чтобы мама не заметила следы неуемной страсти), а кровать сладостно скрипела под все убыстряющийся ритм.
Они познакомились однажды погожим летним деньком, хотя впервые он увидел ее еще весной. Сергей бесцельно слонялся по улице, поджидая закадычного приятеля Сашку, с которым можно было бы пойти погулять, чтобы пугать потом ночных прохожих своим пением, путая слова, что так неохотно ложились под два пьяных голоса.
Сергей решил присесть на скамейку у самого подъезда. Бутылка пива в руке придала завершенность, обещая первую поклевку (самый клев начинался после того, как они с Сашкой распивали вторую бутылку портвейна), а полный карман семечек, наводил на мысли о том, что местная дворничиха баба Настя опять будет, ругать бездельников и лоботрясов, что изгадили весь подъезд шелухой.
Надежда вышла из подъезда, щурясь под первыми мартовскими лучами солнца. Она смешно хмурила носик, и деловитая озабоченность молодой девушки казалась вызовом спящему царству грязных лестниц и немытых подъездов. Словно расцвел прекрасный цветок, разбавив своим неземным ароматом зловоние улиц, покрытых грязью в проплешинах растаявшего снега. Чуть полные ножки на высоком каблучке заставили Сергей позабыть обо всем, и Сашка, вышедший к тому времени из подъезда увидел лишь початую бутылку пива, забытую на скамейке.
Сергей проследовал за ней до конца улицы, каждый раз вздрагивая от мысли, что эта девчонка сейчас обернется и заметит его, и только провожая взглядом уезжающий троллейбус, понуро вернулся к подъезду.
И только когда весна уступила жаркому лету, он набрался решимости подойти и познакомиться с ней. Они гуляли по аллеям парка, и голуби ворковали о чем-то своем, радуясь солнцу и жаре.
Потом была первая встреча с родителями Надежды, и недобрая ухмылка будущей тещи, немного охладила энтузиазм молодого Ромео, разбавила романтику встреч, подлив немного холодной водицы в ручей обжигающей страсти.
Родители Нади были не в восторге от нового ухажера дочери. Легкомысленность Сергея раздражала Марию Сергеевну, которая считала, что новоиспеченный жених не лучшая партия для Надежды. Она выражала свое недовольство вслух, совершенно перестав стесняться неудачника, что сбил с истинного пути единственное, любимое дитя.
Поначалу неприязнь тещи действовала Сергею на нервы, но со временем он совершенно перестал обращать внимание на все эти глупости, тем более что будни семейной жизни оказались куда прозаичнее юношеских грез, пересыпанных лепестками роз и прочей романтической ерундой.
Куда сложнее, оказалось, удержаться на плаву, не сорваться в бездну отчаяния, что манила своей доступностью. Бесконечные взаимные упреки, супруга, что считала своим долгом совать свой длинный нос, куда не следует, — все это откладывалось грязными пятнами на серой простыне таких непростых супружеских отношений. Сергею иногда хотелось вскочить и заорать прямо в лицо дражайшей супруге (высказать все, что о ней думает) но каждый раз, когда холодная ярость наполняла естество, и руки сами сжимались в кулаки, а во рту появлялся отчетливый привкус глины, он старался успокоиться, не дать выплеснуться чувствам. Не то, чтобы он чего-то боялся, вовсе нет — просто ему не хотелось срываться. Сергей понимал — стоит ему раз не сдержаться, и все дальнейшее окрасится багровыми оттенками кошмара. Где-то на поверхности качался огромный ржавый буй, с погнутой металлической табличкой "Развод", и в самый последний момент, Сергей все же умудрялся не посадить лодку, в которой они плыли по бурной реке жизни, на мель.
В тот день, когда Надежда призналась Сергею, что задержка в два месяца достаточно веская причина, чтобы начать беспокоиться о будущем, он ощутил, как что-то выбило у него почву под ногами. Он пришел домой, и некоторое время смотрел, как мать гладит белье, стоя у раскладной доски.
— Ма… — Сергей прокашлялся, и нерешительно замер, облокотившись о дверной косяк. Мать кивнула в ответ, дескать, здравствуй сынок.
— Мама — повторил он. Сергей решительно не знал, с чего следует начинать. Слова словно застревали в горле, прилипая к небу холодными, влажными кусочками глины.
— Что случилось? — мать неодобрительно посмотрела на сына. После того как она погладит белье, нужно еще будет пройтись хорошенько по всем пыльным закоулочкам, а потом еще успеть приготовить чего-нибудь на ужин. Сережка только отвлекал, и она собралась сказать ему об этом, но не успела.
— Мам, ты лучше сядь… — промямлил Сергей. Черт, ситуация уходила из-под контроля. Все оказалось не так, как он репетировал по дороге домой.
— Спасибо, я постою — мать устало вздохнула. — Сережа, ты не тяни, говори, что случилось.
— Мама, я женюсь — никогда еще слова не давались так тяжело — куда проще было шептать на ушко Надежде разные разности, поражаясь и восхищаясь собственной смелостью. Сейчас же он чувствовал себя словно жук, которого пригвоздили к фанерке острой иглой, чтобы пристально изучать, как будет вести себя умирающее насекомое.
— Молодец — слово выскочило и повисло в воздухе. Мать машинально выдернула из розетки провод утюга, и присела на краешек кровати.
(Ну что, парнишка, ты готов?)
Готов, если к этому вообще можно быть когда-нибудь готовым. Мама обхватила голову руками, и Сергею на миг показалось, что она сейчас закричит на него.
— Какой месяц? — сухо спросила мать.
Сергей облизал губы.
— Два уже… почти…
— Даже не знаю, что тебе сказать — ее глаза заблестели, мать беспомощно улыбнулась, улыбка вышла жалкой и неуклюжей — я не знаю…
Свадьбу сыграли небольшую, и не очень веселую. Жить молодые решили в старом домике Сергея. Первую неделю он как прилежный семьянин хлопотал вместе с супругой, приводя в порядок участок, заросший сорной травой, мотался как заведенный, то красил окна, то выбирал обои, а то и просто торчал на раскаленной крыше, замазывая щели между плитами шифера и длинной асбестовой трубой отопительного котла (каждый год случалось одно и тоже — в сильный дождь приходилось подставлять тазики под льющиеся с потолка струи грязной, мутной воды, а сам потолок давно уже угрожающе прогнулся, грозя рухнуть прямо на головы несчастных хозяев), в общем, жил богатой и интересной жизнью обычного неудачника, которому подсунули рассыпающийся дом и полнеющую на глазах супругу.
А еще через неделю, Надежда почувствовала тяжесть внизу живота, и ближе к вечеру, когда Сергей устал слушать ее рыдания, и одним ударом вынес дверь туалета, одной проблемой стало меньше.
Весь вечер жена плакала в подушку, а Сергей лежал, отвернувшись, стараясь не думать ни о чем…
Потом жизнь вернулась в свое русло, вот только уже было поздно что-то менять, да и не имело смысла. Теща — некрасивая дородная тетка, которая передвигалась с трудом, обладала довольно неприятным характером, и Сергей с ужасом смотрел, как Надежда расплывается в некоторое (а впрочем, очень даже похожее) подобие матери.
Иногда, ближе к вечеру, Сергей садился на крыльцо, подставляя лицо солнцу, и размышлял над тем, куда он влип, и что теперь делать дальше. Можно было, конечно, хлопнуть дверью, и постараться выбросить из жизни последние пару лет, но от этих мыслей, Сергею становилось как-то не по себе. Это было бы… нечестно. Нечестно по отношению к девушке, что на свою беду вышла однажды из подъезда, смешно сощурив носик, нечестно по отношению к самому себе, тем более что Сергей еще помнил, как было хорошо на пыльном чердаке, где сухая солома стала ложем страсти. Где обрывки газет, вперемешку с птичьим пометом, и нежные девичьи губы касались его лица. Все это было, и было не так давно, чтобы уйти, громко хлопнув дверью.