Сидевшее за столом существо не было ее мужем. Оно кривлялось и подмигивало, тянуло свои отвратительные лапы к ней. Оно обмануло ее.
(Выбирайся детка, если тебе дорога маленькая искорка, что зажглась в тебе, ради всего святого, что есть на земле и на небесах — выбирайся из этого кошмара!!!)
Надежда открыла глаза.
Она лежала в постели, слыша сопение Сергея. Он повернулся спиной, уткнулся носом в подушку, и пребывал в счастливом неведении спящего человека. Осторожно, чтобы не разбудить, Надежда выбралась из-под одеяла.
Первый день апреля встретил тающим снегом за окном, и звуком капели. Солнечные лучи робко пробивались сквозь щели ставен, рисуя на стенах причудливые узоры.
Надежда спустилась вниз. Вошла в ванную, улыбаясь счастливой улыбкой человека, которому приснился дурной сон, и теперь, когда все закончилось, и реальность оказалась далека от призрачных кошмаров, можно опять вернуться в обыденную суету, отбросив, прочь все ночные терзания.
Зима уходила вместе с ночными кошмарами. Надежда смотрела в зеркало над умывальником, слушая, как весна стучится звонкими каплями в окно.
Наверху дрых муженек, а внизу, в ванной, умудренная жизнью, отягощенная дурными снами и нежданной беременностью тетка удрученно встала на напольные весы. Стрелка весов отшагала положенный путь, остановившись чуть дальше, чем вчера.
(Давай детка, продолжай в том же духе, и скоро двухспальная кровать окажется маловатой для твоего рыхлого тела.)
Что-то вдруг шевельнулось внутри, и стальные клещи впились в горло. Надежда закашлялась.
В последний момент она успела добежать до унитаза, судорожно подняла крышку, и захлебнулась жестокими приступами внезапно накатившей рвоты.
6. Ключ
Завтрак получился несъедобным. Вермишель в кастрюле слиплась в один комок. Надежда ковырнула вилкой студенистую массу и запоздало подумала, что нужно было сливать воду минут на десять раньше. Мясо подгорело, но и без того хватало забот — в мойке дожидалась гора грязной посуды, полы в кухне напрасно надеялись, что их протрут влажной тряпкой, а наверху, в библиотеке голодный муж листает подшивки, что-то, недовольно бурча под нос.
Надя села за стол. Обхватила голову руками. В который раз она сидела так, чуть раскачиваясь, размышляя о нелегких буднях совместной жизни. Все шло не так. Зима бушевала не только за окном — она протянула свои руки в сердца, покрывая инеем, заставляя, все дальше отстраняться друг от друга. Особенно это стало проявляться в последние месяцы.
(С того самого дня, детка, как ты переступила порог этого дома, не так ли?)
Да, все так, хотя, может быть, начало этой стуже было положено раньше? Еще когда они стояли на разбитых ступеньках городского загса, и уже тогда в глазах Сергея можно было увидеть, ту лютую тоску. Тоску, которую она старалась не замечать, всем сердцем надеясь, что ей показалось, что на самом деле все будет просто прекрасно, и два любящих сердца будут биться в унисон.
Пока что, окунувшись с головой в прелести домашнего быта, она могла констатировать один факт — хорошей хозяйки с нее не вышло. Надежда решительно встала. Содержимое большой алюминиевой кастрюли отправилось в мусорное ведро, туда же полетели куски подгоревшей свинины — неудавшиеся отбивные. Тем лучше — Сергей не любил особо ни первое, ни второе. Вернее мясо пришлось бы ему по вкусу (будь она немного лучшей поварихой), но не вкупе с вермишелью, как не крути. Вообще в последнее время, что-то творилось с ее головой. Надежда точно помнила, как собиралась приготовить картофельное пюре. Она набрала картошки, из большого грубо сколоченного ящика, стоящего в тамбуре за шторами, (Сергей самолично наполнил его клубнями еще осенью), и благополучно забыла про нее, спохватившись тогда, когда мясо уже было практически готово. Потом она впопыхах варила вермишель, совершенно упустив тот факт, что мясо, предоставленное самому себе, покрылось коричневым загаром, так что о завтраке можно было позабыть.
Надежда дернула ручку холодильника. Яйца, сало, пудинг в эмалированной миске — есть, где разгуляться фантазии. Надежда поставила вариться яйца, нарезала длинными тонкими ломтями сало. Нужно будет глянуть, что есть в погребе.
Надежда развела руками шторы (все никак не доходили руки, выбить из них вековую пыль) и мышкой нырнула в темный проход. На небольшой площадке было сыро и пахло чем-то заплесневевшим. Надя на ощупь (Сергей так и не удосужился провести свет в тамбур) открыла дверь погреба и шагнула вовнутрь. С трудом нашла выключатель — под потолком зажглась в надбитом патроне обвешенная паутиной лампа, свисающая на растрескавшемся от времени, перекрученном проводе.
Погреб как погреб. Банки с солениями, стоящие рядами на полках вдоль стен. Куча какого-то мусора в ближайшем углу — взгляд выхватил донельзя грязный валенок, что высовывался из кучи, словно ему захотелось на миг глотнуть свежего воздуха, чуть дальше стоял вверх дном небольшой деревянный ящик, на котором Сергей аккуратно сложил горку из консервов. Дальний угол скрывался во тьме. Свет лампочки почти не доставал туда. Надежда ступила по холодному земляному полу, всматриваясь в темноту. Черт — ничего не видно. Осторожно нащупывая пол ногами в домашних тапочках, она двинулась вперед.
Подвал закончился деревянной стеной, вдоль которой также как и везде примостились полки, забитые до отказа разным хламом, подобным тому, что валялся у входа.
Нужно будет заставить Сергея, навести здесь порядок — про себя решила Надежда, и повернулась, чтобы выйти. Тихий шорох, неожиданно раздался сзади, заставив вздрогнуть. Сердце подпрыгнуло и только чудом осталось в груди.
Шорох повторился. На этот раз он оказался намного громче, словно что-то там, за фанерной перегородкой только и ждало своего часа, чтобы выпрыгнуть и вонзить острые зубы в нежную девичью шейку…
Надежда застыла.
— Ну же, давай повернись, посмотри что там — прошептала она, и осталась неподвижной.
Шорох стал намного громче. Было в нем что-то такое… вызывающее. Словно тот, кто шуршал там, за стеной, вдоволь насладился ее испугом, и теперь ему показалось недостаточным то, что молодая толстушка стояла как вкопанная, не в силах повернуться.
Хей, детка, так и будешь стоять, словно глиняный истукан? Если ты не в силах повернуться, то, как же ты надеешься выбраться отсюда? Или ты решила остаться здесь до тех пор, пока проголодавшийся муж не начнет разыскивать свою ненормальную женушку и не заглянет невзначай в старый погреб, где его любимая застыла мешком дерьма, пугаясь ударов собственного сердца, то ли услышав, то ли придумав будто услышала странный шорох, источником которого может быть что угодно — возможно скрипнула полка под тяжестью барахла, в беспорядке наваленного неизвестно кем, а может быть мыши затеяли возню, мотаясь между стеклянными банками, которые неплохо было бы оттереть от пыли.
Крошка, все, что нужно тебе сейчас, поднять ногу, и сделать шаг. Нет, если ты, конечно, действительно решила остаться здесь, то ничего этого делать не нужно. Но тогда (не хотелось бы тебя пугать, Наденька), тебе придется встретиться лицом к лицу с тем, кто шуршит за стеной, заставляя стоять столбом в грязном холодном погребе.
(Ну как толстушка, готова ли ты глянуть в лицо хозяину этого погребка?)
Надежда всхлипнула. Ей не нужно было ничего такого. На кухне варились яйца, и если она не хотела, чтобы они составили компанию вермишели, то следовало вернуться на кухню и снять их с печки.
Ну же, такой пустяк — сделать первый шаг. Поднять ногу, переместиться немного вперед, опустить ногу. Нехитрая наука. Вот только… нога отказывалась подниматься.
Наступила тишина.
(Хей-хо детка. Сейчас, погоди минутку…)
Да что же это такое? Словно неведомое существо поселилось там, за стеной и только поджидает своего часа, чтобы…
(Выскочить, выпрыгнуть…)
вонзить клыки в ее тело.
Это существо! — внезапно поняла Надежда. То самое существо, что гналось за ней во снах. Это оно разбрасывало кресла в зале ожидания, оно вставало рядом с ней, держа в руках свадебный букет, в котором так удобно примостился отрезок ржавой водопроводной трубы. И сейчас оно притаилось там, в темноте, слушая, как бешено стучит ее сердце.