— Потому что семь — это красивое число, — бодро ответил Патриций, выводя второго конника, вставшего немного в отдалении от мусульманского ферзя. Кардинал готовил масштабное наступление всеми силами, не торопясь бросаться в бой, — Дней недели семь, нот семь, цветов радуги семь, смертных грехов семь, так почему бы и чертям не появиться ровно семь раз?
'Все не так просто', - понял Чезаре, но не стал допытываться, вместо этого полушутливым тоном заметил:
— И появились они за шесть дней до Пришествия. Похоже, Лукавый, стараясь высмеять деяния Господа, устроил себе выходной в первый день из семи…
Теперь кардинал сдвинул уже выведенного офицера на одно поле, угрожая коннику.
— Лукавый всё делает неправильно, — шутливо ответил старик, выводя на поле брани второго офицера, который занял уж очень удобную позицию для того, чтобы, ежели вражеский офицер решит меняться с конником, сразу же нанести подлую атаку прямо в тыл противнику, — Отдыхать полагается в седьмой день.
Чезаре чуть усмехнулся и снова замолчал. Какое-то время он старательно делал вид, что его распирает любопытство, но он пытается смолчать (что, впрочем, было недалеко от истины), затем выпалил:
— Неужели это правда? Я про Пришествие. Неужели наши чудотворцы действительно могут сделать это?
При этом он не забыл сделать следующий ход, двинув пешку и угрожая офицеру.
— Вы ведь сами сейчас готовите брошюры, — немного удивлённо поднял бровь отец Патриций, недоверчиво глядя на собеседника, — Неужели вы думаете, вам бы поручили эту работу, если бы всё это было лишь неудачной шуткой?
— Не знаю, но… — здесь Чезаре вступал на скользкую почву. Нужно было выразить сомнение, но при этом не проявить себя как еретик и отступник, — Мне сложно представить себе, что Бога можно призвать. Как бы могущественны ни были наши чудотворцы, их сила от Бога и есть лишь проявление Его воли. А если так, то какое значения могут иметь их действия для Его пришествия?
Он сделал рокировку, пряча короля от возможного шаха и одновременно прикрывая офицера. Конник был и без того достаточно прикрыт.
— Если бы от наших действий ничего бы не зависело, богу и гневаться было бы не с чего, и потопы устраивать. Да и призывали отца нашего небесного на страницах Святого Писания не раз и не два. Лишь после гибели назарянина больше ни единого упоминания об этом в каноничных житиях святых не было. Потом все больше с демонами заигрывали.
Чезаре сдвинул коня, отвечая такой же угрозой черному ферзю. Решит разменять?
— В случае с демонами как раз все ясно: Господь запер их в преисподней, и воля человека — образа и подобия Божьего, — дает им возможность вернуться в мир людей. Ясно все и с призывом, с которым человек обращается к Богу в час нужды: главная его цель — дать самому человеку поверить в божью помощь. Как в случае с чертом в типографии, например.
Это упоминание было частью версии событий, которой он собирался придерживаться. Впрочем, Чезаре немедленно вернулся к предмету разговора:
— Однако Пришествие — это, как мне казалось, совсем другое. Всю жизнь я был убежден, что Господь вернется тогда, когда сам решит, что время настало, а не когда его призовут…
— Я сначала тоже сомневался, — признался Патриций, подперев подбородок двумя пальцами. Он снова просчитывал ходы, — Однако, расчёты Серафимы были достаточно мощным аргументом в данном вопросе. Мы три месяца перепроверяли все задействованные предпосылки, но так и не смогли привести папе ни единого аргумента против.
'Серафима, значит… Ясно', - подумал Чезаре. Он не слишком-то одобрял историю с Серафимой, считая, что люди, обращенные в сигмафины, заслуживают упокоения, а не использования, однако не мог отрицать ее эффективности. Серафима была сигмафином, наделенным способностью предсказывать будущее, — и она еще ни разу не ошибалась. На мгновение лицо кардинала помрачнело, когда он припомнил судьбу бедной девочки-аутистки, ставшей не просто фигурой в чужих играх, а в буквальном смысле вещью; однако тут же сочувствие было вытеснено осознанием того, что, похоже, у них действительно есть основания ожидать Пришествия.
— А что за предпосылки? — лениво поинтересовался Чезаре, выдавая практический интерес за праздное любопытство. Вполне закономерное, учитывая высказанную им позицию и слова отца Патриция.
— Там сплошные математика и психология, — отмахнулся собеседник, показывая всем своим видом, что не собирается вдаваться в разъяснения в данном вопросе хотя бы потому, что три месяца проверок — это уж слишком большие объёмы выкладок. Вместо объяснений, он сместил своего конника поближе к намечающемуся театру военных действий, позволяя Чезаре первому начать размен, — А ещё, масса анализа исходного текста библии. Если честно, переводчиков тех бородатых времён следовало бы сжечь за ересь и нарушение главного постулата священного писания 'ни слова не должно быть изменено'.
— Увы, хороший переводчик и в наше время большая редкость, — заметил Чезаре, понимая, что допытываться дальше — значит навлечь на себя подозрения. Священник, интересующийся, из каких предпосылок сделан столь невероятный вывод, это нормально, а вот священник, ради этого пытающийся вникнуть в вопросы математики и психологии…
Размены всегда идут быстро, если просчитаны заранее. Чёрный конник галопом помчался на угрожающего ферзю белого конника, устраняя угрозу и давая шанс белому ферзю выйти из размена, но, при этом, сделать этот размер чуть менее выгодным за счёт фактически пропущенного хода.
— В любом случае, католицизм, в наше время, безнадёжно устарел. Более отсталым, чем наша ветвь, может быть только тот гомункулус, которого зовут русским православием. Я говорю уже не о протестантах, а даже об исламе. Их религия равномерно развивалась всё это время, а мы до сих пор топчемся на месте. Хорошо хоть, в девяностых признали хоть, что гелиоцентрическая теория не противоречит религиозному учению, — Патриций грустно усмехнулся, — Так что, Второе Пришествие просто жизненно необходимо, причём как христианству, так и всему миру.
— Это так, но на это можно посмотреть и с другой стороны, — ответил Чезаре, — В своем консерватизме наша Церковь поддерживала порядок на протяжении веков, в то время как ислам дробился сперва на две части, — от этого Бог не уберег и нашу Церковь, — а потом и на множество течений внутри этих частей. Причем если нас время от времени попрекают Крестовыми походами и Инквизицией, то, к примеру, низаритский ислам не помнят вообще ни за что, кроме его фанатичных убийц…
Его самого тошнило от того, что он говорил, но он достаточно умел владеть собой, чтобы ни лицом, ни голосом не выдать своего отношения. Обозрев ситуацию на доске, кардинал сдвинул королеву на одно поле по диагонали:
— Шах.
— За Инквизицию нас попрекают только необразованные люди, которые не могут отличить церковное дознание от мирских палачей, — спокойно ответил старик, переводя второго конника под удар ферзя, ставя его на одну линию с королём, — А вот Крестовые походы — это огромная ошибка. В своё время их талантливо высмеял Данте, заметив противоречие в базовых философских доктринах.
Однако, разговору, видимо, не суждено было завершиться. Всего через секунду в саду раздался дикий, полный ужаса женский крик. Он был абсолютно непохож на ту ругань, которая была в типографии. Просто оглянувшись в ту сторону, Чезаре заметил, что из центра лабиринта поднимается уже знакомый чёрный дымок.
— Похоже, осталось трое, — усмехнулся юноша, без разрешения поднимаясь и отправляясь туда. По пути он сразу вспоминал молитву, прочтенную им в прошлый раз. В этот раз без сияния придется обойтись: отец Патриций — это не служащие типографии, а опытный интриган. Он в обман зрения попросту не поверит: если и промолчит, то лишь для того, чтобы использовать информацию в дальнейшем. На всякий случай Чезаре обхватил левой рукой тяжелый нательный крест, прилагавшийся к кардинальской мантии. Не обделенный ни силой, ни ловкостью, Чезаре мог использовать крест не только как символ веры, но и как весомый аргумент для приложения к голове.