— Только если они не общались с тобой. Тебе нужно имя. Я давно уже хотел предложить, но все забывал. Ведь даже я не знаю, как к тебе обращаться. От этого не убежишь.
— Ну не «Король» же! Я знаю, что означает это слово, и не хочу, чтобы ко мне так обращались!
Он задумался, бессознательно постукивая карандашом по столешнице. Наконец он поднял взгляд:
— Кажется, я знаю, что нужно изменить… Кароль. Как тебе нравится?
— Кароль, — повторил я, вслушиваясь в незнакомое слово. А ведь не так уж и плохо. — Сгодится!
Лита задумчиво смотрела на звездное небо, уже начавшее светлеть на востоке, и больше ни о чем не спрашивала. То ли пыталась найти во всем рассказанном скрытый смысл, то ли наконец захотела спать. А я даже жалел, что ей не интересно: вспоминать о тех днях, уже далеких, будто скрывшихся за туманом, было не больно. Там было много хорошего.
Наверное, если бы у меня было настоящее прошлое, я думал бы о нем так же. Артем как-то сказал, что я оптимист, но это неправда. Я выборочный реалист.
Я в сто двадцатый раз проверил периметр парка. Никого, ни одной живой души. А до рассвета осталось не так уж много. Скорей бы покончить с этим! Мне надоело ночами валяться на холодной земле, а для Литы это еще и вредно.
Человек, которого мы ждем теперь, и тот, которого я убил во время своего первого настоящего задания, — они одной породы. Это своеобразные уродцы, изгои вида — настолько больные внутри, что они просто не могут существовать по законам природы. Тот, первый, убивал только женщин, ради того, чтобы спариваться с ними. Этот не столь придирчив в выборе жертв, он их просто убивает.
Хотя нет, не просто. Прежде, чем утопить, он обрезает им пальцы. Лита сказала, что это показатель каких-то там психических проблем, корни которых надо искать в его прошлом. Вот нравится людям ковыряться во всякой гнили! Какая разница, почему он стал таким? Стал и все, ничего тут не поделаешь, надо убить.
Так они же не убивают, вот в чем беда! Изолируют, ограждают от остальных, но убивают очень редко. Потому что казнь это — как же это слово — негуманно, вот! У того, кто убивает, тоже есть права. Прав нет только у тех, кого убили.
— Кароль, ты не спишь?
Ха, а я надеялся, что заснула она!
— Нет. Но я скучаю… Можно хвостом помахать?
— Нет! Не обсуждается.
— Злыдня…
Ожидаемого пинка не последовало, и я удивленно покосился на мою смотрительницу. Она по-прежнему не отрывала глаз от неба и, казалось, видела там что-то такое, чего не мог увидеть никто другой.
— Доктор Стрелов не всегда был добр к тебе, — сказала она. — В смысле, он был добр, но долгое время он считал тебя всего лишь очередным экспериментом, только очень важным. Это видно из отчетов его ассистентов, да и из твоих воспоминаний. А потом он резко изменил свое отношение к тебе… На него это не похоже. Все отчеты того времени были утеряны, так что я даже предположить не могу, что случилось.
— Как утеряны?
— Решение о транспортировке тебя на базу принималось в спешке. Совет был напуган недавним террором Первой Стаи и смертью доктора Стрелова, тебя посчитали опасным. Туда послали неподготовленный отряд вояк, которые громили все на своем пути. Они много чего уничтожили.
Я невольно выпустил когти, постарался спрятать их в землю, но Лита уже заметила.
— Не вспоминай об этом. Лучше расскажи, почему доктор Стрелов изменил свое отношение к тебе.
Хорошая идея… Мне не следует думать о том, что пробуждает злость, особенно на задании.
— Я точно не знаю, я ведь не читаю его мысли! Но был один случай…
Мне было тяжело удерживать газету: тонкая бумага рвалась под моими когтями, вокруг меня уже валялось немало обрывков. Но еще сложнее было читать статьи… Трудность составлял даже не мелкий шрифт, мое зрение было намного лучше человеческого. Меня замедляли незнакомые слова, непонятные названия, имена, ссылки на события, о которых я не знал.
Честно говоря, я бы с большим удовольствием почитал книгу. Книги мне нравились. Они не только рассказывали мне о мире людей, но и вносили разнообразие в мое существование. Однако доктор Стрелов решил, что мне нужна какая-то там «разговорная лексика». Все его предыдущие решения, в принципе, пошли мне на пользу, так что я сильно не сопротивлялся.
К тому же, мне позволили находиться в небольшой комнате с настоящим окном, выходящим на улицу. За окном шумел человеческий город, который не мог увидеть меня за зеркальным стеклом. Мне нравилось бывать в этой комнате, это как бы делало меня в меньшей степени узником.
Доктор Стрелов всегда сидел со мной. Он объяснял мне непонятные слова, иногда заставлял меня читать вслух, спрашивал мое мнение и вносил пометки в блокнот. Все это было бы неплохо, если бы я не чувствовал себя подопытным кроликом.