Не сговариваясь, двое исследователей на миг остановились. Открывавшееся их взорам зрелище пробуждало чувства удивления и благоговения. В самом центре площади эффектно возвышалась к небу игла египетского обелиска, ярдов двадцати пяти в высоту, а по обе стороны от нее били фонтаны. Центральное место в ансамбле площади занимал собор Святого Петра, величественный даже в своем нынешнем разрушенном состоянии. Паутина лесов опутывала спроектированные Микеланджело Буонаротти гигантские мраморные колонны, могучие каменные башни, поддерживающие знаменитый балкон, и купол. Везде можно было видеть десятки обливающихся потом рабочих и мастеров; они таскали бревна, клали кирпич, красили и выполняли тончайшую резьбу по камню.
Здесь почти физически осязаемо чувствовались минувшие века, твердо напоминая, что это — одна из важнейших и неизменных по значению точек мировой истории. Это место было святым для всех ныне живущих археологов и историков, хотя совсем по иным причинам, чем для католиков. Приложив изрядное волевое усилие, англичане, наконец, двинулись дальше.
— Итак, профессор, — сказал лорд Карстерс, шагая помедленней и стараясь приноровиться к не столь широкому шагу своего спутника, — где же находится та табличка?
Оглянувшись кругом, Эйнштейн указал на заполненную народом лестницу рядом с великолепной церковью, воспарившие шпили которой устремлялись к звездам.
— Справа, как раз за Папским почтамтом, — вход в Сикстинскую капеллу с первого этажа. Поднимитесь по винтовой лестнице и, следуя указателям, найдите библиотеку. Я буду ждать вас на улице, в кофейне, мимо которой мы проходили.
Глянув себе под ноги, Карстерс выгнул бровь.
— Разве вы не пойдете со мной, профессор?
— М-м, нет, — промямлил профессор, — думаю не пойду, юноша. Может быть, в следующий раз.
— Но почему? — озадаченно спросил лорд Карстерс. — Раз время крайне важно, то присутствие ученого с вашим именем наверняка бесконечно упростило бы дело.
Затоптавшись на месте, проф. Эйнштейн изобразил улыбку.
— Ну, в любой другой ситуации — да. Но мы тут с папой как-то раз чуточку повздорили.
— Повздорили с папой? — нахмурился Карстерс. — А можно спросить, из-за чего?
Подняв взгляд к небу в поисках божественного вдохновения, профессор деликатно откашлялся. Потом кашлянул еще.
— Из-за таблички? — мудро догадался Карстерс.
Эйнштейн в притворном смущении кивнул:
— Мне отказали в доступе к дутарианскому камню, и поэтому я, ну… позаимствовал его.
— Позаимствовали? И когда же именно это произошло, сэр? — осведомился лорд Карстерс, и скрытый смысл его вопроса становился пугающе ясным.
— О, примерно в три утра.
— Вы ограбили Ватикан? — ошеломленно вскричал Карстерс, тут же, впрочем, понизив голос, потому что из толпы стали оборачиваться на его возглас. — Н-но это же непростительно, сэр!
— Ну, папа определенно думал именно так, — устало согласился проф. Эйнштейн.
Мимо пробежала какая-то женщина с младенцем на руках, заставив собеседников на мгновение расступиться. Как только она промчалась, они снова сошлись вплотную.
— Итак, вас поймали? — строго вопросил лорд Карстерс.
— Меня? Ха! Разумеется, нет, — презрительно фыркнул профессор, а затем добавил: — Хотя, оглядываясь назад, похоже, именно это их больше всего и обидело.
Ощущая легкую дурноту, лорд Карстерс бессильно опустился на скамейку у фонтана. Схватившийся обеими руками за голову великан выглядел молящимся, и несколько спешащих мимо священников кратко благословили его на ходу.
— Но вы вернули камень? — с надеждой спросил Карстерс из-под ладоней.
— Конечно, юноша! — заверил проф. Эйнштейн, усаживаясь рядом с другом. Он похлопал лорда по плечу. — Да я даже передал им великолепную копию надписи с моего амстердамского браслета. Но по какой-то причине меня здесь по-прежнему считают персоной нон грата.
Раздвинув пальцы, лорд Карстерс взглянул на усмехающегося профессора. Великан сейчас чувствовал запах отнюдь не лазаньи, а махрового лондонского надувательства.
— И почему бы это? — негромко пророкотал лорд.
— Ну, я взял с них скромную плату за почтовую пересылку и доставку, — застенчиво признался Эйнштейн.
— Профессор!
— В то время это казалось вполне уместным, — беспокойно заерзал на скамье проф. Эйнштейн.
Массировавший виски Карстерс тихо застонал от боли.