— Уехать… но зачем? — переспросил Жорж-Мишель, нежно обнимая красавицу. — Неужели вы полагаете, я способен думать о ком-то кроме вас?
Жанна грустно улыбнулась.
— Нет, Ролан, дело не в вас. Сегодня я узнала, что в Париже появился мой враг. Человек, которого я боюсь и ненавижу.
— Вам не надо никого бояться, — искренне удивился волнению красавицы Жорж-Мишель, — и не надо никуда уезжать. Вы под моим покровительством. Да стоит какому-нибудь грубияну косо на вас взглянуть — и я вызову его на дуэль…
— Но… моя репутация… — пролепетала Жанна, со страхом представляя себе последствия поединка. — Вы не подумали, что подобная защита только скомпрометирует меня.
— Вовсе нет, — с еще большим удивлением возразил шевалье. Иногда его до глубины души потрясало, как дамы не понимают самых простых вещей. — Есть много способов вызвать человека на дуэль. Господин де Виллекье нам об этом рассказывал. Можно сказать, будто мне не понравились банты того человека или что у него дурные манеры… Да мало ли что можно придумать! Вы только назовите мне имя грубияна и я все сделаю. Вы бы видели, Жанна, как я фехтую! — не удержался от похвальбы Жорж-Мишель. — Меня все учителя хвалят.
— Этот негодяй — граф де Фоканберж, — с прохладой в голосе провозгласила Жанна.
Юноша свистнул:
— Провинциал?.. Кажется, я видел его год назад. Или два? А, впрочем, неважно… Господи, Жанна, бояться какого-то деревенского дворянчика — это же нелепо. Ну, хотите, я пожалуюсь ее величеству, что мне не нравится присутствие при дворе неотесанного чурбана? Клянусь, я уговорю ее величество сослать Фоканбержа в имение.
— И вы так спокойно говорите о человеке, который меня оскорбил? — негодующе воскликнула дама, приходя в раздражение от благодушия мальчишки. — О человеке, который покушался на мою честь?!
Граф де Лош улыбнулся. Жанна похолодела. Кажется, титулованный щенок ей не верил. Господи, неужели юный Лоррен умнее ее прежнего любовника?
— Простите его, дорогая, — снисходительно попросил Жорж-Мишель, и Жанна с ужасом поняла, что мальчишка действительно не верит ни единому ее слову. Возможно, в силу своего возраста юный шевалье и не был умнее графа де Фоканберж, зато, проведя три года при дворе, приобрел опыт, о котором его соперник не смел даже мечтать. При всей своей любви к красавице граф де Лош не мог не догадаться, что счастье досталось ему легко — пожалуй даже слишком легко — и не мог поверить, будто к бедняге Фоканбержу красотка проявила большую строгость. Юноша склонен был полагать, что все обстояло как раз наоборот, и что именно граф не ответил на пылкие чувства дамы, а уж в этом случае сердиться на него было и вовсе глупо. К тому же, может быть, провинциал просто не понял, чего хочет Жанна?
— Право, если этот бедняга выразил свои чувства не так, как вам бы того хотелось, он уже достаточно наказан… — с прежней снисходительностью продолжил уговоры молодой человек. — Потерять вашу благосклонность… Утратить надежду на счастье… Но, поверьте, в следующий раз он будет расторопнее…
— Что вы несете, шевалье?! — Жанна поднялась на постели, пронзая юношу грозным взглядом.
Жорж-Мишель прикусил язык и умоляюще сложил руки.
— Простите, моя Анжелика, я несу сам не знаю что, — покаянно произнес молодой человек. — Но я так вас люблю, что одна мысль, будто какой-то… негодяй… посмел на вас покуситься… лишает меня разума, — с запинкой уверял Жорж-Мишель.
Дама мрачно молчала. На этот раз пришел ее черед не верить ни единому слову собеседника, и Жанна могла только молиться, чтобы граф де Фоканберж не опоздал. И чтобы мальчишки не встретились друг с другом.
— Хотите, я пошлю слуг с палками и они его как следуют поколотят? — предложил Жорж-Мишель, искренне досадуя, что так глупо проговорился. — А если это доставит вам удовольствие — вы сможете даже полюбоваться на спектакль…
Жанна быстро отвернулась, желая скрыть краску на щеках. Не заметивший румянца дамы юный граф весьма превратно понял это движение.
— Ну, хорошо, я обращусь к королеве-матери и попрошу… повесить негодяя… — выдвинул новое предложение молодой человек.
При одном упоминании королевы Екатерины глаза Жанны расширились от ужаса. Красавица испуганно всплеснула руками и воскликнула:
— Нет! Только не это!
— Вот и я тоже говорю, не надо, — подтвердил юный граф, обрадованный, что «его Анжелика» оказалась добра и великодушна. — Я видел, как вешают — бр! Вы не поверите, моя дорогая, но повешение так уродует человеческое лицо! Когда я впервые такое увидел, то сразу понял, почему виселица — для простолюдинов и этих… ну тех, кто осужден на позорную казнь…