Юноша не сомневался, что отец наверняка посвятил брата, как когда-то и его, в свою веру. И сочувствовал ему. От этого с ума можно было сойти: изо дня в день то вонючие овцы, то еще более ароматное святилище. Лучше уж разводить рис.
И снова время потекло медленно и размеренно, навевая легкую скуку. Каждый владел тем, что имел. У Адама были Ева и бог Саваоф, у Евы – Адам и бог Самаил, а у Лилит – Каин и тоже бог Саваоф, а по-простому Хова. У Каина была Лилит и только Лилит. Остальные пока были детьми.
Но и они, в конце концов, подросли.
III
Каина горько, навзрыд, так, как не позволяла себе в присутствии матери, плакала, спрятавшись в глубине леса. Все было ужасно. Хотя Каин хорошо к ней относился, он совершенно не хотел понимать, что она вовсе не только его партнер по играм. И что она давно видит в нем не просто друга, а мужчину.
Но было бы удивительно, если б он отнесся к ней по-другому. Она ведь так уродлива, а к тому же и больна. Это длилось уже долгие месяцы. Вначале стали набухать соски, и даже легкое прикосновение отзывалось в ней болью. Потом полезли эти противные волосы на лобке. Нет чтобы вырос аккуратненький пышный треугольник, как у матери, вместо этого появилась какая-та редкая поросль, торчащая в разные стороны, как нити у медузы.
Но, в конце концов, все это под одеждой не видно. Самое страшной было в другом. Куда ей было деть лицо? Оно и так никуда не годилось в сравнении с прекрасным лицом матери, а тут еще эти гадкие прыщи, которые как будто назло переползали с места на место. Разве могла она в таком виде показываться Каину? Она подросшего Авеля стеснялась. Хотя, если честно, прыщи были и у него. Но он все равно оставался симпатичным.
А теперь с ней, похоже, совсем случилась беда. У нее откуда-то снизу пошла кровь. Наверно, болезнь разыгрывалась. Ведь кровь просто так не течет. И девочка снова во весь голос зарыдала. Выплакавшись, она все же решила поговорить с матерью. Хотя не была уверена, что та сможет ей что-то объяснить. Но все равно ближе никого не было.
Лилит с тревогой смотрела на дочь. Она давно заметила, что та вытянулась и стала меняться. И хотя мать не обладала сколько-нибудь достаточными знаниями, она каким-то скрытым чутьем догадалась: видимо, настало время превращения ребенка в женщину. Как это осуществляется в действительности, она знать не могла. Но казалось очевидным: у дочери должно появиться то, что есть у нее самой. Поэтому она почти не волновалась, когда у той стала увеличиваться грудь и расти волосы, где их не было раньше. Она пыталась успокоить Каину, но та снова начинала паниковать, резонно подозревая, что мать и сама не знает, что и как. А когда появились прыщи, то и вообще перестала ей доверять. У матери-то их не было, а значит, никакого отношения к взрослению они иметь не могли.
Чуть успокаивало то, что они появились и у Авеля, который тоже менялся. Но и это успокоение было временным. Поэтому решение Каины пожаловаться Лилит на кровотечение было вовсе не таким простым. Но реакция матери ее удивила. Вначале на ее лице появилось облегчение, потом слезы на глазах, а затем она рассмеялась. Лилит крепко обняла Каину и ласково ей зашептала:
– Дурочка моя маленькая. Красавица моя. Теперь я точно успокоилась. Хотя, наверно, виновата сама, что тебя не предупредила.
Каина вопросительно посмотрела на мать.
– Не предупредила о чем?
– Понимаешь, я могу судить только по себе. У меня, сколько себя помню, постоянно приходит такое время, когда в течение нескольких дней идет кровь. А потом бесследно проходит. И почему-то такого не было, когда я вынашивала тебя. Так что, родная, – она поцеловала девочку в щеку, – тебе не нужно бояться. Ты просто, я уверена, превратилась в женщину. А из-за прыщиков не переживай. Ты же видела, как удивительно меняются птенцы, превращаясь во взрослых птиц. Они вообще перестают быть на себя похожими. Вот и человек, наверно, вырастая, сильно меняется. Потерпи.
Каина не знала, что думать. Но в глубине души чувствовала, что мать права. Чуть успокоившись, она поинтересовалась:
– А почему ты засмеялась, когда я рассказала тебе про кровь? Разве от этого должно улучшаться настроение?
Мать усмехнулась.
– Пока не скажу, но клянусь, это касается только меня, – загадочно сказала Лилит.