* * *
Майкл сейчас учится на архитектора, Билли хочет быть писателем, а Маргарет хочет завести еще одну таксу. О да, она все еще "повелительница животных". Когда она выходит прогуляться по нашему участку, они все еще увязываются за ней. Она все еще похожа на локомотив длинного товарного поезда "Нью-Йоркский Центральный". У нас есть цыплята, гигантские шиншилловые кролики и два павлина. Один павлин взбирается на верхушки всех изгородей, сооружаемых нами, поэтому его назвали Сэр Эдмунд. Другой даже не пытается. Его назвали Лорд Листлесс. Есть две таксы -- Сирано и Роксана, два сторожевых пса-риджбека, Биг Финнеган и Скотланд-Ярд, и щенок, который наполовину риджбек, а наполовину -булль-мастиф. Он рос с пугающей быстротой, как будто кто-то надувал его, как шар. Когда его прислали нам с соседней фермы, Билли посмотрел и сказал: "Они ошиблись и прислали нам целую ферму". У нас также были кошки, нареченные: Фигаро, Мистер, Мерфи, Кубла Хан, и, вдобавок, приплод в моем коричневом пиджаке, пока безымянный. Я предложил секстет из "Лючии", но Маргарет сказала: "Не начинай все снова". Мы не имели права быть такими счастливыми. Наш дом -удивительное место. Он почти всегда полон людей. Учение Бахаи говорит: "Если хочешь иметь дворец в раю, сделай свой дом местом встречи друзей". Я все еще пытаюсь утолить жажду своей души, делясь открытиями того удивительного дня с людьми всего света. Я проделал путь свыше четверти миллиона миль. Я возвращаюсь домой лишь на время, необходимое, чтобы заработать достаточно денег для нового путешествия. Я иногда ем, немного работаю на радио и ТВ и много езжу. Я посетил Израиль, продолжая личное и подробное исследования всех мест, где бывал Бахаулла. Маргарет, Билл, Майк и Сирано отвезли меня в аэропорт, чтобы посмотреть, как я улечу. Сколько раз мы прощались за последние пять лет, и в скольких различных уголках мира! Маргарет также посвятила свою жизнь распространению Учения Бахаи, и мы постоянно едем, плывем или летим в противоположных направлениях. "Не люблю говорить прощай", -- сказала она грустно, когда мы однажды расставались в лондонском аэропорту. "Не будь "прощай", -- сказала я ей, цитирую африканскую поговорку, -- не было бы "привет". Она отправилась в путешествие по Индии, Бирме, Таиланду и Малайзии. Из Сингапура она прислала нам всем телеграмму. "Без вас схожу с ума". Билли ответил ей: "Похоже на то. Папа в Хайфе, разве ты забыла?". Я телеграфировал однажды из Штутгарта в Тусон, штат Аризона. Мать Маргарет ответила: "Маргарет в Мехико". Вернувшись, Маргарет связалась со Штутгартом, чтобы услышать лишь: "Билл в Греции". Однажды днем я сидел в ресторане Римского аэропорта Кьямпино, ожидая рейса 121 Южно-Африканской кампании до Найроби. Я наслаждался прохладительным напитком и колонкой Арта Бухвальда во Французском издании "Геральд трибюн", когда на стол упала тень. Я поднял глаза. Это была Маргарет, такая же свежая и полная жизни, как и в тот день, когда я впервые увидел ее через окно студии. "Ты со мной?" -- спросил я. Она показала свой билет, Рейс ЮА No 121 до Найроби. "Что нового?" Она сказала: "Ничего. Все старое: Мехико, Лос-Анджелес, Чикаго, Нью-Йорк, Лондон, Париж, Женева, Милан, Рим, Стамбул, Нью-Дели". Наш смех вызвал всеобщее внимание и неодобрение. Громкоговоритель объявил наш самолет, и когда мы шли, рука об руку, по взлетной полосе к большому ДС-7, я передумал о многих вещах: о времени, когда мы несколько дней сидели в Солт-Лейк-Сити без еды, пока, наконец, не наскребли на большую кастрюлю супа. Мы зажгли на столе свечи, а для эффекта я внес таксу, Призрака, лежавшего на подносе вверх лапами. Мальчики заплакали, решив, что мы собрались его съесть, вскочили и опрокинули весь наш суп на пол. О времени, когда я гнал наш джип по Скулкилл-Ривер-Драйв, торопясь в больницу Ханнемана, придерживая одной рукой Маргарет, в то время как она почти умирала рядом со мной. Это была ночь, когда мы потеряли нашего ребенка. О времени, когда у нас оставались последние три доллара и никаких доходов в перспективе. Маргарет сказала: "Мы выбрали ошибочный путь. Надо же так! Я пойду и истрачу три доллара на хороший обед". "У меня странное чувство, -- сказала она, -- будто что-то повеяло на меня ". "Это я", -- сказал я, вздохнув, глядя в последний раз на три доллара. Она вернулась с продуктами для замечательного обеда: "Будем праздновать", -сказала она. "Что праздновать?" -- спросил я. "Тот факт, что у нас будет великолепный обед". Она улыбнулась. "И, кто знает, может быть, что-нибудь еще". Она была права, как всегда. На следующий день я пришел домой, уже имея работу. Теперь, когда самолет уносил нас из Рима, разворачиваясь от Кастель-Гандольфо и набирая высоту в сторону Неаполя, я сказал Маргарет: "В одном мы следуем указаниям Бахауллы несомненно". "В чем, дорогой?" "Мы живем полной, богатой жизнью. Мы берем от каждой минуты всю ее трепетную радость, удивление, блаженство, волнение и красоту". Самолет снизился над Грейт-Рифт-Валли и сделал круг, чтобы приземлиться в новом аэропорту Найроби. Я сжал руку Маргарет. "Африка", -- сказал я. "Счастлив?" "Возвращаться домой? -- спросил я. -- Конечно. От путешествий устаешь. А ты как?" Я посмотрел на ее колени. У нее было расписание рейсов Пан-Американ и две карты Южной Америки, и странный блеск в этих голубых, как яйца малиновки, глазах. Мы оба начали смеяться. И я сказал себе: "Думаю, Бог любит смех. И я знаю, что я прав".
КОНЕЦ