Я перевожу взгляд на Лилит, губы которой дрожат, глаза полны слез, в то время как слова ее матери, кажется, возвращают ее в прошлое.
— Ты видишь… внутри каждого человека скрывается дикарь. Зверь, который выполняет его приказы ради добра или зла. Ее взгляд метнулся к Титусу и обратно ко мне.
— Я молюсь, чтобы ты никогда в жизни не почувствовала такой беспомощности. Но если это произойдет, знай, что вселенная наблюдает. И на каждое действие есть равная и противоположная реакция. Дети, рожденные от этих людей, будут воспитаны любящими руками, поэтому они никогда не будут так склонны воспринимать себя взрослыми.
Я хочу возразить, что они невиновны и что они не заслуживают такой участи, но, по правде говоря, я ничего не знаю об этих людях или о том, что они сделали.
Глава 3 5
Фонарь мерцает, когда я сижу на краю ванны, запрокинув голову назад, в то время как Титус, стоя на коленях, смазывает рану на моей щеке, куда меня ударила Лилит. Уголок моей губы распух и разбит, горит от укуса, нанесенного им ранее во время чистки.
Есть что-то в Тите, когда он такой нежный. Такое ощущение, что горный лев выбирает салат вместо мяса.
— Ты сражаешься как девчонка. Только мимолетная улыбка показывает его веселье, когда он продолжает смазывать мои раны.
— Сильная и храбрая девчонка.
— Когда они говорили о том, чтобы вздернуть тебя на кол и сжечь, все, о чем я могла думать, это о том, скольких мне придется убить, чтобы этого не произошло. Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного.
— Что ты почувствовала?
— Страх. Я была в ужасе. В этом не было ничего сильного или храброго.
— Храбрость — это просто научиться контролировать страх внутри себя.
Я смотрю на его шрамы, оставленные насилием, которому он подвергался в жизни.
— Тебя ничто не пугает. Ни Бешенные, ни мутации или же смерть и банда женщин-психопаток.
Он фыркает от смеха и кивает.
— Мои страхи намного проще.
— Какие они? Расскажи мне.
Убирая ткань с моего лица, он пристально смотрит на меня и тянется, чтобы заправить прядь волос мне за ухо.
— Я боюсь того дня, когда я больше не смогу смотреть в эти глаза. Бросив быстрый взгляд вниз, он подносит мою руку к своим губам и целует костяшки пальцев. — В тот день, когда эти руки больше не будут касаться моей кожи. Подавшись вперед, он нежно целует меня в губы, избегая пореза. — В тот день, когда я больше не смогу ощущать вкус твоих губ на своих или вдыхать твой цветочный аромат. Это то, чего я боюсь.
Мое сердце переполняется, как будто оно может разорваться от всех тех эмоций, которые он пробудил во мне. Настолько сильнее, чем то, что я чувствовала к Уиллу, что это, несомненно, должна быть любовь. Улыбаясь, я обхватываю ладонями его лицо и целую в губы еще раз.
— Пока сердце бьется в моей груди, этот день никогда не наступит.
— Я бы умолял, даже вашего Бога, сделать это правдой.
Становясь игриво серьезной, я хмуро смотрю на него в ответ.
— Тогда почему, черт возьми, ты так хотел сдаться этим язычникам без боя?
Он усмехается и вытирает капельку крови с моих костяшек.
— Я добровольно вверяю свою судьбу в руки свирепой Гадюки. Неудача никогда не приходила мне в голову.
— Я хотела убить Лилит за то, как она говорила о тебе. То, как она смотрела на тебя, как на кусок мяса, который она будет грызть несколько дней.
— Ты ревнуешь?
— Это был лагерь, полный мужчин, желающих заняться со мной сексом?
— Они все были бы мертвы.
— Ну что ж. Похоже, я все-таки не справилась со своими обязанностями.
— Обязанности для чего?
Внезапно я чувствую себя странно, говоря это. Друг. Здесь это звучит так легкомысленно. «Даже компаньон» звучит неправильно, но я также не мог заставить себя произнести слово на букву «П», когда от этого зависела жизнь Титуса.
— Ничего. Как может тот, кто приносит столько спокойствия и удовлетворенности в мою жизнь, одновременно делать меня такой жестокой?
— Я задаю себе тот же вопрос. Ты имела в виду то, что сказала ранее? О том, что мы двое останемся здесь.
— Да.
— А если ты больше никогда не увидишь свою семью?