— И куда мы отправимся? Обратно в Шолен? Ты действительно думаешь, что они позволят тому, кого они считают преступником, вернуться через эти ворота?
Вероятно, нет. На самом деле, шансы Джека вернуть меня обратно в эти стены, вероятно, невелики, так скоро после вынесения мне приговора, а это значит, что есть только одно место, куда можно пойти, если мы не попытаемся разобраться здесь, в Мертвых Землях.
— Монастырь, вероятно, наш самый безопасный выбор.
— Я не собираюсь возвращаться в тот монастырь. Я лучше умру от голода. Это прогулка до улья, где живут мои друзья, возможно, десятидневный поход, но я рискну и там.
— Или тебя съедят заживо Рейтеры? Кто эти друзья и как ты с ними познакомился?
Она фыркает, соединяя мизинцы вместе, так что они свисают с ее согнутых колен.
— Два года назад, на обратном пути из монастыря в Шолен, нас похитила банда женщин. Они приютили меня на некоторое время, относились ко мне очень хорошо и вернули в Шолен целой и невредимой.
— Какой был смысл угонять грузовик?
— Полагаю, им сообщили, что мародеры планировали напасть на него. Группа мстителей, подпитываемых эстрогеном.
Гвен проводит скованной рукой по лицу.
— Боже, помоги женщине, которая отказывается быть прикованной. Увидев мой хмурый взгляд, она фыркает.
— Моя мать говорила это все время. Даже самые непокорные женщины оказываются скованными, как те жалкие, послушные придурки, которые соблюдают законы своей церкви и мужей.
Другими словами, моя мать. К счастью для нее, мой отец чаще отсутствовал, чем был дома.
В противном случае, я уверена, он управлял бы нашим домашним хозяйством в таком же строгом порядке, в каком он управлял своим военным подразделением. Не то чтобы все сильно изменилось, когда его не стало, за исключением того, что до того, как она сосредоточилась на церкви, моя мать была довольно независимой женщиной. Умной. Искусной в шитье и использовании лекарственных трав. Именно из-за нее я заинтересована этим, несколько раз сопровождая мою бабушку в клинику, где она работала волонтером. Я часто перевязывал раны, давала лекарства и знакомилась с самыми ужасными повреждениями, на которые ребенок моего возраста мог когда-либо взглянуть.
У моей матери, безусловно, были свои хорошие стороны, в свое время.
Когда боль в затылке снова возвращается к жизни, я закрываю глаза, дыша через нос.
Бьюсь об заклад, сотрясение мозга. Мне нужен отдых, возможность залечить травму.
— Скоро стемнеет. Гвен сползает с кузова грузовика и сворачивается в клубок рядом со мной.
— Мы должны попытаться немного поспать.
Мягкая щекотка касается моей лодыжки, и я с улыбкой отталкиваюсь от нее.
— Прекрати это, Грен.
Услышав тик-тик-тик и рычание, я выныриваю из своего сна и отползаю назад.
В противоположном конце грузовика, освещенная мягкими лучами лунного света, проникающими через открытую крышку, скорчилась чудовищно деформированная фигура.
Его черные, бездушные глаза смотрят на меня в ответ.
Голодный.
Жестокий.
Крик из моего горла не может вырваться, воздух туго застрял в легких и заглушает мой голос. Я протягиваю дрожащую руку к Гвен, которая, как подсказывает мне быстрый взгляд, продолжает невольно спать. Прикосновение моих пальцев к ее плечу заставляет ее вздрогнуть и проснуться. Она поднимает голову, и крик отражается от стен грузовика, когда она откидывается назад рядом со мной.
Бешенный ерзает, как будто взволнованный.
Другой запрыгивает в кузов грузовика.
И еще одна. Эта женщина с длинными спутанными волосами и обвисшей грудью под изодранной рубашкой.
Эти трое создают стену, блокируя наш единственный шанс на свободу.
Только одна мысль поглощает меня: я умру.
Часть 4
Холодный металл царапает мой живот и грудь, мои ногти царапаются в поисках опоры, когда Бешенный тащит меня за лодыжку. Крики Гвен за пределами грузовика добавляют ужасающий саундтрек к страху, пронизывающему меня.
Я все еще не могу кричать. Не могу издать ни звука, мое тело слишком сосредоточено на побеге.
Край грузовика исчезает из-под меня, и мое лицо врезается в грязь внизу. Боль пронзает мои носовые пазухи, на мгновение оглушая меня, и я подношу скованные запястья к носу, пытаясь остановить кислотные импульсы, проникающие в мой череп.
Каким-то образом мне удается развернуться, и земля врезается мне в спину, зазубренные камни впиваются в кожу. Звон в моих ушах заглушает крики Гвен, и я смотрю на черное небо, с его бриллиантовыми звездами, мерцающими надо мной. Спокойствие. Умиротворение. Если я умру сегодня ночью, это не будет иметь значения для тех звезд, которые сияют, несмотря на это.