Присаживаясь рядом со мной, Ашер берет ближайшую палку и ворошит огонь, в то время как мы трое сидим тихо и размышляем, мы с Аттикусом потягиваем ликер.
— Что такое трахать? — спрашивает мальчик, заполняя тишину между нами неожиданным звуком, который мне требуется секунда, чтобы принять за голос Ашера.
Я на мгновение останавливаю взгляд, задаваясь вопросом, действительно ли этот вопрос исходил от него.
Раздражающий хохот Аттикуса нарушает мою концентрацию и пробуждает желание заставить замолчать другого Альфу заслуженным ударом кулака в лицо. К счастью, этот засранец встает и уходит, иначе перспектива могла бы оказаться чертовски заманчивой.
— Ничего, малыш. Забудь, что он это сказал. Бросив быстрый взгляд на Талию, чтобы убедиться, что она случайно не находится в пределах слышимости, я потираю руки.
— И, э-э… сделай мне одолжение и не повторяй этого при Талии, хорошо?
— Ты имеешь в виду маму?
Звук этого слова на секунду привлекает мое внимание. Мамочка. Скрывая свою улыбку, чтобы ребенок не смутился, я снова бросаю взгляд на Талию, уверенный, что она разрыдалась бы, если бы услышала, как он это говорит.
— Да. Твоя мама.
— Хорошо. Я не буду этого говорить. Он крутит обгоревшим концом палки над каменной ямой, рисуя там линии из черного пепла.
— Могу я … Могу я называть тебя папой? Мальчик не смотрит на меня, когда спрашивает, и это тоже хорошо, потому что глупое выражение, которое, я чувствую, появляется на моем лице, вероятно, заставило бы ребенка снова убежать за деревья.
Я столкнулся лицом к лицу с некоторыми из самых опасных существ в этом мире и даже не вздрогнул от размера или свирепости, но ничто так не пугает меня, как дети с их любопытными вопросами. Наверное, я похож на землекопа, впервые увидевшего свое отражение. Смущенный и
напуганный, но в то же время отчасти счастливый.
— Конечно. Ты можешь называть меня папой. Если ты этого хочешь.
Ашер кивает, небрежно вытирая нос тыльной стороной ладони.
— Это то, чего я хочу.
Упираясь локтями в колени, я киваю в ответ.
— Тогда ладно.
— Папа?
Странно слышать, как он это говорит, вызывает странное чувство, которое заставляет меня почесать затылок.
— Да.
— Стану ли я когда-нибудь Рейтером?
Черт. Я снова ловлю себя на том, что ищу Талию, которая справилась бы с этим вопросом намного лучше, чем я. Все еще болтая с Фрейей, она улыбается и машет рукой, не обращая внимания на разговор.
Я не могу лгать мальчику. Я не буду. Большую часть моего детства мне лгали врачи и ученые, и все, что это сделало, это превратило меня в взбешенного взрослого.
— Док Левинс говорит, что это возможно. Я думаю, ты мог бы, да.
Каждую неделю Талия водила мальчика в импровизированную клинику доктора в лагере Фрейи, и каждый раз ей говорили одно и то же: нет никакой гарантии, что он не взбесится, как Ремус и Агата, психопатическим поведением. В результате она пытается подавить эту возможность для ребенка. Сработало ли это, или мальчик просто вряд ли вообще обратится, но, похоже, у него все в порядке. Пока.
— Надеюсь, что нет. Я не хочу умирать. В голосе Ашера слышны слезы, и это поражает меня, как удар в грудь.
Мне не чужды эти мысли, поскольку они были у меня годами, после всего того дерьма, которое они сотворили со мной в Калико, но, черт возьми, если я смогу развеять его страхи. Мне пришлось научиться просто принимать и развиваться вместе со своими.
— Послушай, малыш … Ашер… сын. Мы перейдем этот мост, когда дойдем до него. Но я обещаю тебе, я не позволю ничему и никому причинить тебе боль. Понял?
Какое-то время он сидит тихо, и, пока горит огонь, я замечаю отражение слез в его глазах, прежде чем он вскакивает и летит прямо в меня. На мгновение я остолбенел и вытягиваю руки, не уверенный, что с ними делать. Не могу вспомнить, обнимал ли я когда-нибудь ребенка раньше. Проходит добрых несколько секунд, прежде чем моя голова подталкивает меня обнять мальчика, и когда я это делаю, что-то странное шевелится внутри меня. Что-то теплое и пушистое. Приятно раздражающее.
Дети никогда по-настоящему не были частью моего плана. Этот мир слишком суров и холоден для чего-то столь невинного, как ребенок, поэтому тот факт, что Талия не может выносить моего ребенка, никогда по-настоящему не беспокоило меня.
Но я должен признать, что кое-что в завоевании доверия ребенка кажется довольно приятным. Слышать, как он называет меня папой, тоже было отчасти приятно, даже если это казалось немного странным.