Трепещущее ощущение в моем животе заставляет меня отступить от него, нахмурившись от того, что это было только что. Какое-то странное, дрожащее чувство, и затяжное гудение посылает дрожь по моему позвоночнику.
Вероятно, последствия выброса адреналина. Должно быть.
Его тело дрожит, вдохи становятся медленнее. Легче. Его мышцы расслабляются, когда растение выполняет свою работу.
Закрыв глаза, он делает долгий, легкий выдох.
На мгновение он выглядит как любой другой человек, а не как безжалостный Альфа, убивший охранника и моего лучшего друга. Уязвимый, если такого зверя можно так унизить.
Проходит еще минута, и он снова дышит относительно нормально.
Я подползаю к кромке воды и зачерпываю немного прохладной жидкости, которую приношу ему в сложенных чашечкой ладонях. Тот факт, что он может поднять голову, говорит мне о том, что он снова обрел контроль над своими мышцами, и он принимает то немногое, что я наливаю ему в рот, издавая кашель, прежде чем его голова снова падает обратно в грязь.
— Ты могла бы оставить меня умирать, — говорит он хриплым голосом.
— Я должена была.
— Итак, почему ты этого не сделала?
Я отказываюсь говорить ему, что он мне нужен, что я понятия не имею, как выжить в этих лесах, не говоря уже об этом мире.
— Прекрати задавать вопросы, Альфа. Ремус, вероятно, отправил поисковую группу, так что нам нужно убираться отсюда.
— Дай мне секунду, ладно? Смерть немного тяжеловата для мышц.
Глава 2 4
Обхватив меня рукой за шею, Титус, кажется, несет большую часть своего веса на себе, ковыляя рядом со мной, останавливаясь каждые несколько минут, чтобы сделать глубокий вдох. Его легкие в конечном итоге придут в норму, при условии, что он быстро выведет яд.
— Знаешь, мы оба могли там погибнуть. Сучковатые ветки цепляются за мои ноги, когда я переступаю через лесную подстилку, сломанные ветки хрустят у меня под ногами.
— Вероятно.
— Ты не ценишь жизнь. Даже свою собственную.
— Говорит любимая дочь Шолена. Ты хоть представляешь, сколько людей было убито из-за твоего вида?
Я фыркаю от смеха и, спотыкаясь, иду вперед, ловя себя, прежде чем упасть.
— Это исходит от Альфы?
— По крайней мере, я честен в том, кто я есть.
— А я нет? Скажи мне, о, мудрейший…
Он закрывает мне рот рукой.
— Эй! Мой крик заглушается его мясистой ладонью, когда он останавливается.
Мускулы на его плечах напрягаются, он осматривает окрестности, затем тянет меня вниз, за ствол упавшего дерева, как раз перед тем, как свет проносится над землей.
Отдаленные звуки болтовни вполне могли быть людьми Ремуса, обыскивающими лес в поисках нас.
— Мы будем идти всю ночь, — шепчет он.
— Они скоро прекратят поиски, до рассвета.
— Идти сквозь ночь? Что, если там орда? Или койоты?
— Я сомневаюсь, что здесь много койотов. Львы, вероятно, едят их.
— Львы? Ты что, издеваешься надо мной прямо сейчас?
— Нет.
Вскакивая на ноги, он тянется ко мне, но я отбиваю его руку. Нет смысла создавать у него впечатление, что я какая-то бесполезная девица.
В течение следующего часа я следую за ним, пока он ведет меня через темный лес, и клянусь, если бы я могла стрелять лазерными лучами из своих глаз, он был бы мертв.
За исключением того, что я, вероятно, не должна желать ему смерти, потому что каждый раз, когда что-то воет или хрустит, я тем больше благодарна, что он со мной. Кажется, у Титуса есть природное чувство направления в этих лесах, которое, несмотря на то, что я много раз исследовала маленький лес в Шолене, я, похоже, просто не уловила как это возможно. Время от времени он останавливается, чтобы послушать то, чего я не услышала, и продолжает, только когда чувствует, что это безопасно.
В любом случае, я не знаю, почему я думала, что буду той, кто отомстит. Убивать не в моих силах. Никогда не было. С тех пор, как я была маленькой и спасла колонию муравьев от соседских мальчишек, я
всегда знала, что я рождена, чтобы исцелять и защищать. Сейчас я не могу защитить Уилла. Все, что я могу сделать, это оплакивать его.
Убийство Титуса не вернет его, но, черт возьми, я бы с удовольствием посмотрела, как он еще немного помучается у кромки воды.
— Удивительно, что все хищники в этом лесу не охотятся за нами, когда ты топаешь, как новорожденный теленок.
Он говорит спереди.
— Не хуже, чем от тебя, пахнущего так, словно ты только что вылез из болота. Я замечаю, как сгибаются его плечи, когда он отводит их назад, и улыбаюсь тому, что, должно быть, вызывает желание придушить меня, но оно быстро исчезает из-за непримиримого гнева, все еще кипящего внутри меня.