— Они были убиты. Слова вырываются из меня, когда я изучаю их трупы.
— Да.
— Кто мог сделать такое?
— Вначале Легион забирал только мужчин. Это было до того, как они поняли, насколько полезными будут женщины.
— Легион? Я отступаю назад и хмуро смотрю на него, дерзость его ответа на мгновение приводит меня в замешательство.
— О чем ты говоришь? Легион защищал ульи. Они сражались с мародерами, которые убивали и насиловали.
— Ты ничего не знаешь.
— На самом деле я знаю довольно много. Мой отец был Легионером. Он рассказывал мне истории об охоте на мародеров и Альф.
Держа в руках мягкую игрушку, которую он подобрал из-под обломков, он оглядывается на меня, прежде чем выбросить ее.
— Это так? Тогда, возможно, он забыл рассказать тебе истории о том, как он отрывал детей от их матерей. Как насиловали женщин. Мужчин и мальчиков заставляли участвовать в экспериментах в Калико.
— Больница?
Продолжая рыться в грудах разрушений, он достает пару ботинок, которые он бросает на землю, высыпая песок изнутри, и натягивает их на свои босые ноги.
— Так это называлось в Шолене? Он бросает мне пару туфель посимпатичнее, я полагаю, тех, что принадлежали ныне покойной женщине.
Я не отвечаю ему, пока в голове проносятся все истории, которые мой отец рассказывал мне о своих путешествиях по разным ульям.
— Мой отец…. Он сказал, что они забирали семьи из ульев. Они пытались помочь им. Туфли немного облегающие, когда я их надеваю, но достаточно изношенные, и я подозреваю, что они растянутся.
— Это правда? Тебе следует вернуться и спросить своего отца, что произошло на самом деле.
Скривив рот, я проглатываю вспышку гнева, которая поднимается к моим глазам и обжигает угрозой слез.
— Мой отец мертв. Убит Альфой.
— Тогда, вероятно, кто-то был спасен взамен.
Я утыкаюсь ему в живот, изо всех сил прижимаясь к его неподвижному телу в попытке сдержать слезы.
— Мне наплевать, что ты говоришь! Мой отец был хорошим человеком!
— Такими же были отцы, которых он убил. Матери. Дочери.
— И сколько хороших людей ты убил, а, Титус?
Нахмурив брови, он отводит взгляд.
— Уилл тоже был хорош. При звуке моего срывающегося голоса я внутренне ругаю себя за то, что чуть не расплакалась перед ним, и поворачиваюсь, чтобы уйти.
— Я не хотел убивать его, — говорит он мне вслед. Я пытался сделать это быстро и безболезненно.
Я больше не могу сдерживать слезы. Вероятно, из-за истощения. Слабость так же от голода и жажды. Если я не сменю тему, я наверняка скоро сломаюсь, а этого никто из нас не может себе позволить.
— Где бы нам найти воду?
Вместо ответа Титус проходит мимо меня, выходит из здания, и, еще раз оглянувшись туда, где лежали тела, я следую за ним.
Глава 2 5
Не проходит много времени, прежде чем земля становится мягкой, и тихое журчание бегущей воды приводит нас к краю ручья. Присев на корточки рядом с ним, Титус ополаскивает флягу, которую он нашел в заброшенном улье, наполняет ее и предлагает мне, прежде чем сам сделает глоток.
Я выпиваю прохладную жидкость, допивая то, что он налил, и, когда он снова наливает, я опускаюсь на колени рядом с ним, чтобы зачерпнуть пригоршню, которую выплескиваю на лицо и втираю в заднюю часть шеи.
— Боже, это так приятно. Еще один всплеск воды на мое лицо, и я открываю глаза, чтобы обнаружить, что Титус смотрит на меня, делая глоток.
Как будто спохватившись, он возвращается к питью воды, прежде чем снова наполнить флягу и закрыть ее крышкой.
— Я просто выложу это прямо сейчас. Если у тебя есть какие-нибудь идеи, я хорошо разбираюсь в растениях, которые оставляют самые отвратительные высыпания.
— Идеи о чем?
— Не делай вид, что не знаешь. То, чем, кажется, одержимы все мужчины здесь.
— Не льсти себе, девочка. Я просто хотел убедиться, что змея позади тебя продолжает двигаться.
— Что? Резко поворачивая голову, я просто замечаю тонкую черную фигуру, скользящую к траве.
— О, боже мой … Христос! Я выпрямляюсь, стряхивая дрожь, пробегающую по позвоночнику, и рефлекторно чешу спину.
— Просто змея обычная.
— Змея есть змея. Какими бы безобидными они ни казались.