Фыркнув, он качает головой и еще раз брызгает себе в лицо.
— Ты бы никогда не выжила здесь одна.
— Возможно, ты прав. Но ты бы тоже не пережил тот прыжок, так что я бы промолчала.
— Лицо ангела и укус гадюки. Он вскакивает на ноги, пристегивая флягу ремнем поперек тела. Я так и не поблагодарил тебя.
Проходят секунды, пока я жду смысла его комментария. Я скрещиваю руки, приподнимая брови.
— И?
— И что?
— Ты собирался поблагодарить меня за спасение твоей жизни?
— Я сделаю, когда ты сделаешь. Проходя мимо меня, он толкает меня в плечо, и я свирепо смотрю ему вслед.
— Когда я благодарю тебя за что? Ты затащил меня в двухсотфутовый обрыв, который легко мог оставить меня разбрызганной по камням внизу?
— Ты бы предпочла, чтобы я оставил тебя ради Ремуса?
— Конечно, нет. Я достаточно зрела, чтобы быть благодарной.
Повернувшись ко мне спиной, он продолжает путь, по которому мы шли секунду назад.
— Я тоже.
— Это не прозвучало как благодарность, или где-то в той же области, что и спасибо.
— Это лучшее, что ты можешь получить. Он следует вдоль ручья к высоким стеблям рогоза и отламывает несколько. Продолжая идти, он поднимает с земли палки и веточки сухой травы и складывает их в охапку.
Следуя его примеру, я делаю то же самое, собирая хворост, который, как я предполагаю, он планирует использовать для разведения костра.
— Итак, мы разбиваем здесь лагерь или что-то в этом роде?
— Да. Уже поздно, но я должен быть в состоянии поохотиться на что-нибудь на ужин.
— За кем ты здесь охотишься? Я опускаюсь на колени, чтобы взять что-то особенно сухое на вид, останавливаясь, когда замечаю ползущего по нему паука. Дрожа, я беру себя в руки и вместо этого перехожу к россыпи тонких веточек.
— Белки, кролики, птицы.
— У тебя нет оружия.
Он вытаскивает из кармана клинок, который использовал против меня, и молча поднимает его. Опускаясь на колени у стены горы, он выкапывает неглубокую яму и складывает туда собранные нами палки. Раскалывая рогоз, он сбрасывает пух на свою кучу, затем тянется за двумя камнями, лежащими на земле рядом с ямой для костра. При их столкновении возникает искра, и после нескольких попыток ему удается разжечь огонь.
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь. На охоту на кого-нибудь поменьше уйдет всего около часа.
— Эм… Ты хочешь, чтобы я осталась здесь? Одна?
— Ты будешь в порядке в течение часа. Мне не придется далеко ходить, деревья растут прямо по тропинке, а вода рядом.
— Ты упомянул… горных львов.
— Они боятся тебя больше, чем ты их.
— Нападения на людей свидетельствуют об обратном.
— Здесь много еды. Им не нужен недоедающий человек.
Серьезно нахмурившись, я скрещиваю руки, чтобы не смотреть на себя сверху вниз.
— Недоедала? Что это должно означать?
— Оставайся на месте, — говорит он, игнорируя мой вопрос.
— Если появятся львы, кричи.
— Чтобы отпугнуть их?
— Чтобы предупредить меня, что на ужин будет горный лев.
— Верно. Итак, ты побежишь обратно сюда, чтобы, что… поохотиться на него голыми руками?
— Да.
— Неужели?
— Я вернусь.
Пыхтя, я подтягиваю колени и смотрю, как он взбирается по скалам горы к лесу, на который он указал минуту назад. Пот блестит на его обнаженной спине, подчеркивая массивные мышцы, которые напрягаются при подъеме. Иисус в комбинезоне, неужели все, что он делает, должно так отвлекать?
Нахмурившись, я трясу головой от этих мыслей, переключая свое внимание на огонь. Глупо. Он убил моего друга. Свернул ему шею, как будто для него это ничего не значило. Так быстро, что Уилл, вероятно, даже не заметил, как это произошло. Я говорю себе, что он сделал это из злонамеренных и жестоких побуждений, но внутри меня есть тихий придирчивый голос, который знает, что это неправда. Если бы это было так, он заставил бы Уилла страдать. Мог бы легко сломать каждую кость в его теле, медленно, как приказала ему Агата.
И кто знает, что Ремус и Агата вместе взятые сделали бы с Уиллом вместо этого.
Я хватаю с земли веточку, рисую серию вложенных кругов, в то время как в моей голове воспроизводятся все жестокости, которым он мог подвергнуться, включая ту, от которой пострадал Джарвис с кипящей жидкостью. Нет, быстрая смерть была гораздо менее болезненной. Жаль, что Агата заставила его рассказать ей о нас двоих, поскольку я планировала использовать свою фальшивую девственность в качестве разменной монеты за свободу Уилла, если до этого дойдет.
Мы с Уиллом не то чтобы были любовниками. Мы были друзьями. Наша любовь друг к другу была практичной и уходила корнями в давнюю историю, которая восходила к начальной школе. Делиться с ним собой было и неловко, и легко, и ни капельки не романтично.