Ко мне подсел Рэналф. Черт, как же его зовут?.. Такое интересное имя… А, вспомнила, Киран! От спасателя пахло морем, соляркой и тем едва уловимым духом Джерси, который я ощутила в первый вечер на острове.
— Как вам сегодняшний выход в море? — спросил Рэналф. Он был серьезен, хотя глаза его улыбались.
— Нормально, — ответила я. — Не могу похвастаться, что мне это понравилось, и я превратилась в морского волка, но я не жалуюсь. Если надо, повторю без проблем.
Он одобрительно кивнул.
Спиртное уже начало действовать, люди за столом мало-помалу взбодрились. Как и вчера, разговоры постепенно перетекали от обсуждения сегодняшних событий к старым байкам. Рэналф рассказывал о старинном кладе золотых и серебряных монет почти в тонну весом, найденном на Джерси несколько лет назад. Джеймс и Джон из Хитроу внимали ему, открыв рот, Дональд же куда-то запропастился. Или это были Джон и Дональд, а запропастился Джеймс? Не знаю. Слишком уж они похожи. Спасатель говорил увлеченно — даже Гранже заслушался, перестав копаться в своих схемах, отложив планшет. Но я слушала в пол уха, исподтишка наблюдая за Холландом и Рафаэлем Демолем. Да, похоже, обоих явно что-то если не тяготит, то заботит уж точно.
Я уже почти придумала, как начать разговор с Демолем, Холланда я решила пока не трогать, но тут в паб ввалился Эрнандес. Выглядел он изрядно помятым и уставшим. Небритые щеки ввалились, редкие мокрые волосы прилипли ко лбу, на парке засохли соляные разводы от морской воды.
Быстро найдя глазами судмедэксперта, аргентинец устремился прямо к нему. Наклонившись к самому уху Демоля, Эрнандес что-то быстро проговорил и отошел к барной стойке. Через некоторое время к стойке понуро поплелся француз. А следом за ним направилась и я. Не могла же я остаться в стороне, когда затевалось нечто интересное.
— Что показало вскрытие? — спрашивал Эрнандес, наливая французу виски.
— Э-э-э, амиго… — тянул Демоль. — Я еще не подготовил отчет. Надо многое проверить… Провести дополнительные исследования, анализы…
Я заняла свободный стул рядом со своим напарником.
— Меня не интересует отчет, — твердо произнес Эрнандес. На меня он не обратил никакого внимания. — Ты заметил что-нибудь необычное?
— Трудно сказать, амиго, — замялся Демоль, косясь в мою сторону. — Я не уверен…
— При ней можно. Говори, даже если не уверен. Давай, давай, не тяни.
С этими словами Эрнандес пододвинул французу наполненный стакан.
И Демоль, поощряемый виски и беззастенчиво подгоняемый аргентинцем, сломался и начал рассказывать.
…Когда Демоль появился в городском морге Сент-Хелиера, местный патологоанатом уже приступил к вскрытию. Ничто в его действиях не заставило парижского судмедэксперта усомниться в профессионализме нормандца, и француз на правах гостя решил какое-то время не вмешиваться.
Патологоанатом начал с внешнего осмотра тела. Кожа и одежда несчастного пассажира сильно обгорели, на теле виднелись многочисленные химические ожоги. В основном они были заметны на спине, поэтому патологоанатом решил, что ожоги возникли из-за разлитого в воде топлива и получены уже после смерти. Рафаэль с ним согласился: ему не раз приходилось видеть, как топливо разъедает спины плавающих на поверхности тел. Зато ожоги на груди и руках были совершенно другого типа. И хотя нормандец не обратил на это внимания, Демоль из профессиональной вежливости не собирался указывать тому на ошибку. Он решил исследовать их позже, самостоятельно.
— Что за ожоги? О чем они говорят? — нетерпеливо перебил француза Эрнандес.
Демоль поморщился.
— Делать какие-либо выводы несколько преждевременно, одного тела для этого явно недостаточно, — раздраженно буркнул он и принялся рассказывать дальше.
Патологоанатом сделал длинный разрез и приступил к осмотру внутренних органов. У пострадавшего обнаружилась массивная внутренняя травма — именно так эта кровавая каша из обломков костей и поврежденных тканей называется официально. Сломанные ребра, проткнутое легкое, поврежденная печень — все типичные моменты при ударе о воду были налицо.
Как утверждает статистика, в авиакатастрофах после сильного удара о поверхность воды у 99 % жертв бывают сломаны ребра, у 88 % порваны легкие, а у 73 % происходит разрыв аорты. Разрыв аорты имелся и у товарища, лежащего на столе морга. И именно с этим разрывом и была связана первая странность. Аорта — самый большой кровеносный сосуд, который отвечает за циркуляцию крови. После разрыва сердце еще некоторое время продолжает биться и выплевывает кровь в тело, пусть и пару секунд всего. Но и этой пары секунд вполне хватает, чтобы вызвать обильное внутреннее кровотечение. В данном случае такового не наблюдалось. Менее опытный патологоанатом оставил бы эту несуразность без внимания, но Демолю, посвятившему расследованиям авиакатастроф последние семь лет своей профессиональной жизни, она сразу же бросилась в глаза.