25 августа 2007 года во время матча с «Реалом» игрок «Севильи» Антонио Пуэрта почувствовал боли в сердце. Антонио смог сам покинуть поле, но в раздевалке с ним случился еще один приступ, после которого он немедленно был доставлен в больницу. Там его состояние ухудшилось, и 28 августа Антонио скончался. Ему было всего 22 года.
14 апреля 2012 года на 31‑й минуте матча «Пескара» — «Ливорно» 25-летний полузащитник гостей Пьермарио Морозини падает неподалеку от штрафной площадки соперника. Пьермарио наверняка понимает, что дело плохо, но все равно встает и пытается бежать в атаку. Вновь падает. И снова встает, чтобы упасть уже окончательно. Он перенес три сердечных приступа подряд. Медицинский персонал стадиона пытался оказать игроку первую помощь — делал искусственное дыхание и массаж сердца. Более того. На игре присутствовал главный кардиолог госпиталя Пескары профессор Палоскиа, который сразу же выбежал на поле и руководил реанимационными мероприятиями. Но все усилия врачей оказались напрасными. По несчастливому стечению обстоятельств въезд на стадион перегородил автомобиль дорожной полиции, стюардам пришлось разбить стекло, чтобы его отогнать. Из-за этого автомобиля машина «скорой помощи» не смогла сразу попасть на стадион. Возможно, именно эта задержка и сыграла роковую роль. В машине «скорой» спортсмена удалось привести в сознание. В госпитале футболисту установили кардиостимулятор. Полтора часа врачи пытались спасти его жизнь, но все оказалось напрасно. Патологоанатомы не смогли установить точную причину смерти. Выдвигались разные версии, но в итоге судебно-медицинская экспертиза указала причиной смерти наследственное заболевание сердца — аритмогенную кардиомиопатию.
6 мая 2016 года полузащитник бухарестского «Динамо» Патрик Экенг упал в обморок во время матча с «Вииторулом» в чемпионате Румынии. 26-летний футболист вышел на замену на 63-й минуте игры, а спустя шесть минут потерял сознание. Футболист был срочно госпитализирован. У Экенга случился кардиогенный шок, характеризующийся неадекватным кровообращением жизненно важных органов. Врачи смогли нащупать пульс игрока и на две минуты восстановили сердцебиение, однако он так и не пришел в сознание за полтора часа, что был в больнице, где вскоре и умер. Его жизнь пытались спасти десять врачей.
Таких случаев было множество. Причиной смерти становился либо допинг, либо полученная ранее травма — удар в грудь, вызвавший сотрясение сердца, либо врожденные заболевания сердечно-сосудистой системы, вовремя нераспознанные врачами. Свою долю негатива привносил и сильнейший стресс, полученный в предшествующие приступу 30 минут. Но обычно имело место сочетание нескольких негативных факторов. Так, к примеру, сильное эмоциональное возбуждение (а как без него игроку на поле?) при врожденной патологии сердца и сосудов приводило к возникновению спазма коронарных артерий и тромбоза вплоть до острого инфаркта. Ишемический очаг или инфаркт миокарда сопровождаются болью и чувством страха, что в свою очередь усугубляло стресс. Круг замыкался. Дальше — тяжелая аритмия, фибрилляция желудочков или асистолия и смерть.
Не стоило забывать и о непомерных нагрузках, получаемых спортсменами во время игр и тренировок. В современном футболе игроки за время матча пробегают не меньше семи, а то и десяти километров, иначе скажут, что игрок слабо отработал и выложился не полностью. Но ведь возможности человеческого организма не беспредельны. Даже при здоровом сердце подобные нагрузки вкупе с допингом могут привести к смерти. Валерии приходилось читать исследование, посвященное смертям восемнадцати- и двадцатичетырехлетних футболистов из-за внезапной остановки сердца во время тренировки. Коронарные артерии спортсменов были абсолютно здоровы, тромбов не было. Зато у обоих были найдены следы анаболических стероидов.
Однако все эти случаи никоим образом не помогали объяснить смерть Давида, ибо метод профессора Барахтера полностью снимал проблемы большого спорта и выводил возможности спортсмена на совершенно другой уровень. А уж Давид и допинг — это просто ерунда. Зачем ему какой-то допинг, если в его распоряжении были препараты Барахтера? Нет, мысли о допинге надо выкинуть из головы. Как, впрочем, и мысли о какой-то неведомой патологии, пропущенной врачами.
Валерия отложила листок как раз вовремя — через порог кабинета шагнул профессор.
Барахтер разменял седьмой десяток. Внешне он походил на Альберта Эйнштейна, чем очень гордился и всячески старался это сходство подчеркнуть. Та же пышная седая шевелюра, открывающая высокий лоб, та же щеточка усов, над которой задорно блестели умные и хитрые глаза гения и пройдохи. И, как бывает с любым гением, мотивы его поступков нередко оставались понятными только ему одному.