В голосе шефа прорезалась злость.
— Я не понимаю, чьих это рук дело! — с раздражением рявкнул он.
— Но вы же сами говорили, что интерес к документам Мударры кроме нас с аргентинцами проявят и спецслужбы других стран, — осторожно промямлила я. — Надо выяснить, кому еще, кроме нас и Аргентины, они могут быть интересны.
— Да кому угодно! — в сердцах воскликнул шеф. — Только это не спецслужбы. Не их почерк. Я сам ни за что не стал бы проводить столь рискованную… безрассудную операцию с подменой самолета и более чем уверен, на этот шаг не пойдет ни одна госструктура. Чтобы захватить Мударру вместе с его портфелем только сумасшедший авантюрист станет ронять в океан самолет. Его могли взять в Аргентине, прямо в аэропорту. Я не понимаю, не чувствую противника и поэтому мне тревожно.
Шеф недовольно фыркнул и закончил разговор словами:
— Меня не покидает ощущение, что мы что-то не учитываем. Однако работать придется с тем, что есть. В этом деле присутствует нечто странное — какая-то наглость пополам с детскостью, а это опасное сочетание. Так что не рискуй.
Есть, Антон Владимирович, рисковать не будем, будем работать с тем, что есть.
Последнюю реплику я произнесла про себя и отправилась в душ.
Считается, что прием ванны — лучшее время для фантазий и великих идей. Принимая ванну, Архимед изобрел свой закон. Лежа в ванне Бенжамин Франклин разрабатывал конституцию Америки, а Агата Кристи писала свои лучшие детективы. Даже такое совсем неромантическое устройство как банкомат, и то было придумано в душе. Романы с конституцией я писать не собиралась, временем расслабляться в ванне не располагала, так что пришлось мне, как и изобретателю банкомата Шеперду-Баррону, ограничиться душем. И мысль в мою голову пришла столь же простая и утилитарная как банкомат. Но прежде чем браться за ее реализацию, стоило подкрепиться.
Я замоталась в полотенце и прошла в комнату. Пискнул мобильник — это пришли результаты по Рэналфу. Я просила Ганича еще раз покопаться в биографии спасателя. Я не стала говорить Леониду про мою находку в ангаре, просто сослалась на предчувствие. Хотя оно как раз было на стороне спасателя, это факты были против него. Если Рэналф принадлежал к спецслужбам и работал под прикрытием, а я в этом уже не сомневалась, то это прикрытие было настолько тщательно подготовлено, что даже наш гений с первого раза не сумел ничего обнаружить. Неужели МИб настолько хороши? Но кроме фактов была еще и женская интуиция. А вот она Рэналфу симпатизировала. И вообще. Если бы сейчас мне пришлось делать ставки, кто главный злодей в нашей компании, то на спасателя я бы поставила в последнюю очередь.
Я натянула джинсы и веселенькую блузку, подкрасила лицо и отправилась в ресторан.
Время я выбрала не самое удачное — завтрак уже закончился, а до обеда было еще далеко, поэтому в зале я оказалась единственным посетителем. Местный повар соорудил мне омлет с овощами, а официант принес кофе и десерт. Быстро расправившись с омлетом, я придвинула к себе чашку. Самое время заняться делами. Я открыла сообщение Ганича и принялась читать.
Итак. Киран Рэналф, 38 лет, родился в Абердине, Шотландия. Происходит из небогатой семьи, ведущей свое начало от рода или, для Шотландии правильнее будет сказать, клана Дугласов — клана солдат, мятежников и националистов. Среди предков Рэналфа, писал Ганич, обнаружилось столько аристократов со славным прошлым, что даже английская королева могла бы лопнуть от зависти.
Ага, значит шотландец, подумала я. Так вот откуда светло-серые глаза, рыжеватые волосы, спокойная уверенность и крепко сбитая фигура, вызывающая ощущение силы и выносливости. И в довесок ко всему этому полный мешок гордости за родные холмы.
Университет Стратклайда, факультет электроники. Затем служба на военно-морской базе «Клайд» — главной военно-морской базе Шотландии. Сначала на атомной ракетной подводной лодке типа «Вэнгард», затем на лодке «Астьют», являющейся, по словам Ганича, одной из наиболее передовых субмарин в мире. Имеет награды. Два года назад вышел в отставку и начал работать в морской поисково-спасательной службе Великобритании. Не женат.
На этом факты заканчивались, начиналась лирика. Хорошо образован, умен, честен, отважен, надежен. По своим убеждениям ярый, но не воинствующий националист. Здесь Ганич опять не удержался и вставил от себя ремарку. «Прямо рыцарь без страха и упрека, настоящий герой романов Вальтера Скотта и Стивенсона, я бы на твоем месте, Уманская, уже начинал бояться», — приписал он, снабдив фразу саркастическим смешком. Я мысленно показала Ганичу кулак и вернулась к чтению.