Конечно, со временем издержки нашей профессии дают себя знать, и у некоторых моих коллег встречается легкая паранойя, но мне еще далеко до нее. Слежку или повышенный интерес к своей персоне я распознаю практически со стопроцентной достоверностью.
Как ни в чем не бывало, сажусь в «Пежо» и трогаюсь с места — пусть считает, что я ничего не заметила. Поплутав по узким Гернскийским улочкам, я направляюсь в местечко Лес Воксбелетс, по крайней мере, на моей карте написаны именно эти буквы. «Ямаха» на почтительном расстоянии следует за мной. Перед поворотом я резко прибавляю скорость, сворачиваю и прячу машину за домом с пышным кустарником. Быстро выхожу из машины и, оставаясь незаметной, пробираюсь к изгибу улицы. Из своего укрытия я вижу, как мотоциклист останавливается и с недоумением оглядывается по сторонам.
Значит, не показалось.
Тем временем преследователь слезает с мотоцикла и направляется к ближайшему дому.
Едва он показывается из-за угла, я проворно хватаю его руку и заламываю за спину.
— Ты что-то потерял?
Он пытается вырваться, но я держу крепко.
— Зачем ты за мной следишь?
— Я ни за кем не слежу, — отвечает очень злой и очень тонкий голосок. И при этом совершенно не испуганный.
— А мне показалось, что следишь, — настаиваю я. — Ты вообще кто?
— А тебе какая разница «кто»? Кто надо!
Она меня совсем не боится. Я отпускаю ее руку и дергаю застежку серебристого шлема.
Шлем остается в моих руках. Темные волосы рассыпаются по плечам, зеленые глазищи обрушивают на меня молнии. Девица злобно ругается по-французски. Лет шестнадцать, не больше, — думаю я, рассматривая свою преследовательницу.
— Отпусти, мне ехать надо, — шипит она. — Ты бы тут не шастала в одиночку, мало ли кто встретится.
И, выхватив шлем из моих рук, насмешливо добавляет:
— У тебя телефон звонит, ответь.
Мой телефон действительно оглашает окрестности жалобными призывами — пришла смс-ка от Ганича.
«Как успехи?» — читаю я.
«Пока никак, — набираю ответ. — Хочу еще проверить Немецкий военный госпиталь, хотя, скорее всего, и там будет глухо. Думаю, их вывезли с Гернси в то же утро».
«Проверь, — соглашается Ганич. — Но я все равно не верю, что они живы».
И через полминуты присылает еще одно сообщение:
«У нас минус еще один футболист. Убит. И, что характерно, в том же городе, где умер Диего Алонсо».
В какой-то степени я понимаю Леонида. Действительно, довольно трудно представить, как сорок, по большей части здоровых и молодых мужиков, безропотно выйдут из самолета и смиренно примутся таскаться с острова на остров без малейшей попытки сопротивления. Но только на первый взгляд. Я с ходу могу привести массу сценариев, как можно заставить людей добровольно подчиниться похитителям. К примеру, заявить пассажирам самолета, что за ланчем всех их накормили клафути с ядом. Очень редким и очень ядовитым ядом. И если каждые двадцать четыре часа им не делать укол, то все они уже через сутки неминуемо отправятся в мир иной. А затем, когда они как следует испугаются, «повесить морковку перед носом»: если они будут вести себя спокойно и выполнять все требования, то через некоторое время их отпустят, предварительно снабдив противоядием, нейтрализующим яд уже окончательно. Ну и кто, спрашивается, захочет рисковать жизнью и сбегать? Даже если вся эта история с ядом фантазия чистой воды.
Несчастные парни, думаю я про футболистов, угораздило же их оказаться в самолете, перевозившим секретные документы. Интересно, кто же это провернул столь дерзкую операцию? Моссад? ЦРУ? Немцы? Нет, точно не немцы. Они сейчас в лице Гранже ковыряются в обломках на дне Атлантики…
Прогулка по острову вызвала у меня дикий аппетит, поэтому, встретив по пути небольшое бистро, я обрадовалась ему как родному.
Посетителей в заведении было немного: кроме меня лишь пара пенсионеров дремала над своими кружками с элем, да бельгийские туристы сражались с солидными порциями свиных ребрышек с картофелем — гордостью местных фермеров.
Невольно я прислушалась к разговору туристов. Сначала мне показалось, что бельгийцы недовольны обедом — так громко они возмущались, но потом выяснилось, что их негодование вызвано закрытием того самого музея, в который я и собиралась.
Ага! Мое внутреннее «я» сразу же сделало стойку.
Доедала я свой обед с возросшим нетерпением.
Возмущены были не только бельгийские туристы, но и англичане, голландцы, поляки, японцы и даже чудом оказавшиеся здесь двое русских. Все они недоуменно топтались на заасфальтированной площадке перед наглухо закрытой дверью. Небольшая табличка, наскоро прилепленная к воротам, приносила им свои извинения от имени администрации музея.