Выбрать главу

— По отношению к человечеству и Земле «десятки» можно сравнить с родителями, — говорит Холланд. — Нас двое, мы оба любим Землю, оба хотим для нее лучшего будущего, но у нас разные взгляды на воспитание «ребенка». Мы считаем, что человечество выросло. Оно сейчас как неуживчивый и колючий подросток, жаждущий самостоятельности. Любое давление, любое ограничение он воспринимает в штыки. Он жаждет свободы, считает, что все знает сам и прекрасно может идти по жизни без помощи взрослых. Более того, взрослые кажутся ему ненужным ограничителем и досадной помехой для его планов. Поэтому мы и дали человечеству максимум свободы. Конечно, в этом случае вы — люди — набьете не одну шишку и наделаете глупостей, но это будут ваши шишки и ваши глупости. «Верхняя десятка» — наоборот, сторонники твердой руки и тотального контроля за всем и вся. Они словно заботливая нянька стремятся крепко ухватить за руку и не отпускать от себя, контролируя каждый шаг. Вы задохнетесь в их тесных объятиях. А если станете рваться наружу, то вас будет ждать публичная порка или другое наказание.

Дальше Холланд рассказывает о предстоящем футбольном матче и о том, что стоит на кону. Он обращается ко мне, но время от времени окидывает Алекса внимательным взглядом. Тот же, наоборот, старательно делает вид, что все это ему совсем не интересно. Слишком старательно.

— За всю историю существования игры никто и никогда не покушался на игроков, это первый случай. Мы были уверены, что за крушением самолета стоит «Верхняя десятка», — в завершении говорит Холланд. — Они очень давно не выигрывали и мечтали взять реванш. Но то, что за всем этим стоят дети, мы даже не могли помыслить.

Холланд качает головой, словно до сих пор не может поверить в то, что только что мне сказал.

— Как вам пришла в голову идея спрятать наших игроков? — обращается он к сыну.

Алекс по-прежнему, насупившись, молчит.

— Ладно, — заканчивает беседу Холланд, вставая. — Пора за штурвал.

И хотя голос его звучит бодро, я вижу, что он расстроен. Впрочем, мне кажется, британец не настолько глуп, чтобы рассчитывать за часовой разговор наладить отношения с сыном.

Я достаю шкатулку с картами Таро.

— Это, видимо, предназначалось вам, — говорю я, протягивая шкатулку Холланду.

Он кивает, но отказывается:

— Оставь себе на память.

Санкт-Петербург встретил нас непривычной для конца ноября оттепелью. Хмурое, затянутое облаками, как и почти всегда в Питере небо, но по сравнению с Джерси здесь гораздо теплее.

— Это еще что, — подмигивает мне Холланд. — Завтра вообще солнце выйдет.

Я вижу, как к нашему самолету направляется целый комитет по встрече во главе с полковником Ремезовым. Нетерпение шефа настолько сильно бросается в глаза, что я сразу же вынимаю из рюкзака бумаги и отдаю ему.

— Здесь все, — говорю я. — Вернее, почти все за исключением небольшой части, которая отправится в Шотландию. Но там только материалы, касающиеся Виндзоров и внутренних англо-шотландских разборок.

Во взгляде шефа проскакивает сожаление.

— Я не могла, мы договорились, — оправдываюсь я.

— Все правильно, — соглашается он. — Молодец, справилась.

Мой багаж выгружен. Холланд ждет меня, опираясь на приоткрытую дверь черного «Мерседеса». Машинально отмечаю, что мальчишка стоит рядом с отцом, но при этом хранит настолько независимый вид, что я невольно улыбаюсь.

— Ты с нами или?.. — спрашивает Холланд. Он демонстративно не замечает полковника. — Решай быстрее.

Я вопросительно смотрю на шефа. Все-таки до тех пор, пока он не объявит операцию законченной, человек я подневольный.

Полковник думает.

— Ладно, — наконец нехотя цедит он не разжимая губ. — Если хочешь, можешь остаться, я не возражаю. Будем считать, что ты в краткосрочном отпуске.

Всем своим видом шеф показывает: где, как и с кем я проведу следующие пару дней его совсем не волнует. Как будто бы мне действительно предлагается провести уикенд в Питере, любуясь красотами города. Но я-то хорошо знаю полковника. Его выдает азарт, притаившийся в уголках глаз. Глубоко внутри себя он сейчас от радости пляшет качучу, что его сотруднице удалось сблизиться с представителем «мировой закулисы». Ведь до сегодняшнего дня единственным мостиком к этим всемогущим властителям мира являлся кремлевский «серый кардинал» и бывший однокашник полковника по фамилии Маейр. Тип желчный и малоприятный, и при этом являющийся всего-навсего наемным работником «закулисы». А тут такая удача!

И наверняка по прошествии этой пары дней писать — не переписать мне отчеты, ибо каждая мелочь будет рассмотрена под микроскопом, взвешена, уточнена и запечатана в личный сейф полковника.