- Одно мне непонятно: почему координаты лагеря указаны весьма приблизительно, неужели у того, кто подкинул диск, неточная информация? Может, это вообще блеф? Некто хочет запустить в прессу очередную утку, поэтому информация нуждается в проверке. И я должен это проверить, может, и Султана никакого не существует, - Кирилл отхлебнул чай из кружки и задумался.
- Ты с ума сошел, туда ехать, - Наталья переменила тон на серьезный и заметно изменилась в лице. - Ты вообще соображаешь, что ты задумал? Отдай этот диск нафиг фээсбэшникам, и пусть они сами разбираются со всякими ханами-султанами. Ехать в лагерь смертников - это равносильно тому, чтобы приговорить себя к смерти!
- То, что это опасно, я и сам понимаю, буду соблюдать осторожность. Наташ, я журналист, я не могу просто так перекинуть информацию, не воспользовавшись ею. Многие на моем месте просто и не мечтали получить то, что я получил. Да ему цены нет, - и он потряс сверкнувшей всеми цветами радуги болванкой. - Я не могу писать про открытие нового детского садика или про посещение мэром дома культуры, мне это скучно, я деградирую, когда нет нормальной работы.
- А это ты называешь нормальной работой? Копание во всяком дерьме, хождение по лезвию ножа - это нормальная работа? Ты забыл, как три года назад у чеченов в подвале месяц просидел, тебе мало тогда по башке настучали, еще хочешь приключений на свою задницу?!
Три года назад трех российских журналистов под Грозным похитили неизвестные. Тогда, конечно, поднялась шумиха в прессе и на телевидении. Новостные каналы пестрели анонсами о дерзком похищении. Чеченцы на это и рассчитывали, они собирались обменять журналистов на своих боевиков, что им благополучно удалось сделать. Под шумок в очередной раз ругали правительство, президента.
Евгения Стародворцовская - скандально известная либеральная правозащитница - в эфире столь же скандальной программы «Наше дело» взахлеб рассказывала о бедных чеченских детях, которых уничтожают злые федералы, а несчастные чеченские матери и их героические отцы вынуждены идти на столь непопулярные меры, как похищение людей, взрывы домов, захват заложников. В ответ на либеральные выступления вышло несколько патриотических фильмов и передач, затем выступил патриарх, после него муфтий, который заявил, что истинные правоверные мусульмане никогда не похищают людей.
Тем временем трех журналистов и еще одного случайно попавшегося под руку шофера-дальнобойщика, у которого чехи конфисковали на нужды свободной Ичкерии фуру, груженную моторным маслом, держали в темном сыром подвале, где они сильно простыли, покрылись фурункулами. Содержались они практически без еды, по нужде ходили в одно грязное ведро. Шофера-дальнобойщика боевики отпустили раньше журналистов, дав ему в качестве моральной и материальной компенсации за украденный «КамАЗ» с товаром триста фальшивых долларов. Журналистов позже обменяли на боевиков и после непродолжительного лечения в больнице несколько раз показывали в разных прямых эфирах, где они рассказывали о своих злоключениях. Одним из похищенных журналистов и был Кирилл.
После этого случая он сильно изменился: как выразилась Наталья, ударился в религию. Она думала, что это случилось с ним от сильного нервного потрясения и вскоре пройдет, но все оказалось очень серьезно.
Кирилл крестился и стал ходить в храм исповедоваться и причащаться. Интимные отношения с Натальей стал называть блудом, что ее просто шокировало, более того, он стал настойчиво предлагать ей выйти за него замуж, и не просто, а обязательно венчаться в церкви. Иногда Кирилл постился, по крайней мере, старался поститься. Наталья готова была крутить пальцем у виска, но старалась относиться к состоянию Кирилла снисходительно - как к тяжелой и продолжительной болезни. Что произошло с ним, вернее с его душой, в заключении, она так и не смогла выяснить. Он уклонялся от ответа, говоря, что о таких тайнах даже самым близким не рассказывают. Одно только сказал: с ним произошло чудо и он рад, что там побывал.
- Журналистская работа - это всегда хождение по лезвию ножа, иначе это не журналистская работа, - с некоторым раздражением ответил Кирилл.
Наталье показалось, что он обиделся, во всяком случае искал в ней поддержку, а наткнулся на стену непонимания. Если бы Наталья тогда знала, что Кирилл решил не ехать, если она даст согласие выйти за него! Но она этого не знала...
- Кира, давай выпьем еще коньяка, - предложила Наталья. - Знаешь, мне кажется, не стоит тебе ехать, это большой риск, к тому же ты собрался туда один, нелегально...
- Я решил ехать, - перебил ее Кирилл.
Потом они еще посидели и говорили о какой-то ерунде. Кирилл все медлил уходить, словно ждал от Натальи, что она передумает и согласится стать его женой. Наталья в тот вечер ждала совсем другого, она рассчитывала, что он останется с ней на ночь, даже намекала на это, но безрезультатно.
После столь странного разговора откровенно приставать к нему и тащить его в постель она постеснялась, хотя в другой обстановке и при других обстоятельствах спокойно прибегала к разного рода ухищрениям, и он, несмотря на свои убеждения, что с женщиной спать можно только в венчанном браке, оказывался в ее объятиях.
Наталья набрала номер телефона майора.
- Алло, - ответил приятный баритон.
Наталья растерялась и хотела нажать отбой, но мысль о беде с Кириллом не оставляла ее. Его надо срочно искать, наверняка опять попал в плен и сидит в очередном грязном подвале. ФСБ его найдет и освободит, а дальше будет как в сказке: они будут жить долго и счастливо. Голова кружилась от выпитого алкоголя, Наталья окончательно растерялась и не знала, что говорить.
- Алло, я вас слушаю, - повторил баритон в трубке.
- Здравствуйте, - стараясь четче выговаривать слова, произнесла Наталья.
Она только сейчас поняла, что пьяна и язык у нее здорово заплетается.
Три ночи подряд Ахмет читал Евангелие. Он был потрясен, он не мог ни есть, ни пить, не мог понять, что с ним происходит и почему эта небольшая книга, которую урусы считают священной, производит на него такое впечатление. Он брал Коран, перечитывал некоторые суры и не чувствовал ничего. Затем открывал Евангелие, читал, вновь читал, закрывал и обдумывал то, что прочел. Казалось, что слова, написанные там, проходят через ум прямо в сердце.
«Может, это заколдованная книга? - думал Ахмет. - Нет, в ней какая-то потусторонняя сила, это не просто книга, недаром этот журналист носил ее с собой. Бог общается с людьми, Божий Сын лично приходит к ним, чтобы их спасти и умереть за них! Невероятно, Аллах никогда лично с людьми не общается, а только через пророка. Иса, оказывается, Сын Божий, ходит с людьми, учит их любви, а потом умирает за них! Он учит любить своих врагов, проявлять к ним милосердие!»
Ахмет был потрясен. Ничего подобного никогда в своей жизни Ахмет не слышал, его учили ненавидеть неверных, его учили беспощадности к врагам. Он много лет только и делал, что убивал, думая, что этим служит Всевышнему, надеясь заслужить у него благоволение.
Эти мысли не выходили у него из головы, теперь он все время думал о прочитанном, он словно попал из своей привычной жизни в какую-то другую. И эта другая жизнь его манила и казалась более реальной, чем та, которой он жил. Война, его священный джихад оказались абсурдом, он всю жизнь воевал и не знал ничего, кроме войны. Он убивал ради Аллаха и не знал ничего другого, его так учили, ему так внушали.
У Султана был прием, на этот раз не столь многочисленный, как прошлый, когда прикончили несчастного журналиста. Опять подавались обильные закуски, стол ломился от яств. Девушки приносили еду и напитки.
Ахмет сидел в задумчивости, почти не ел, в разговоре почти не участвовал, отвечал невпопад. Еще днем, ожидая приема, собирался развлечься, вкусно закусив, а затем взять себе на ночь какую-нибудь красавицу, но к вечеру его одолели ставшие привычными мысли о Евангелии. Из головы не выходил Иса, Он там поселился - и не только в голове, а в душе, в сердце. Ахмет даже пытался выгнать Его как непрошеного гостя, но безуспешно, Он опять и опять приходил и не давал покоя.