Наконец показался знак, расстрелянный из ружей, дырявый, как решето, на котором едва прочитывалось название населенного пункта - Н. Дыхой. Потянулись однообразные серые улицы, все еще мокрые после прошедшего ливня, проехали белую мечеть с минаретом, украшенным, как новогодняя елка, веселыми зелеными гирляндами, мигавшими, наверное, еще с ночи.
Автобус с трудом втиснулся на главную площадь, которая представляла из себя базар и автобусную станцию одновременно. Вся площадь была запружена толпами хаотично движущихся людей, повозками, машинами, телегами. Пассажиры вышли и мгновенно растворились среди гудящей и кричащей толпы.
Алена, отвыкшая за это время от людей, тем более от толпы людей, растерялась. Кругом, как встревоженный улей, на разные голоса гудел базар, многочисленные продавцы прямо на ходу предлагали свой товар. После тишины гор у нее закружилась голова. Животные блеяли и мычали, разноцветные овечьи шкуры висели на специальных шестах, тут же громоздились ящики с овощами и фруктами, кудахтали куры в клетках. Откуда-то доносились запахи жареного мяса, перегоревшего масла, свежевыпеченных лепешек и пряностей. В носу защекотало от резких непривычных запахов. Толпа гудела и толкалась, наступали на ноги, задевали корзинами и тележками. Алена медленно продвигалась в сторону, где виднелись крыши нескольких пыльных автобусов.
Автобус на Нальчик отправлялся через пять минут - это была удача.
Забившись в самый дальний угол, Алена почувствовала облегчение, затеплилась надежда на благополучный исход. Через час пути Алену начало клонить в сон, усталость от нечеловеческого напряжения ночи навалилась, как бетонная плита. Алена заснула тревожным сном, ей казалось, что она бежит сквозь дождь и падает куда-то в темноту. От каждого такого падения она вздрагивала и вновь просыпалась, чтобы мгновенно заснуть снова.
Проснувшись от очередного толчка, Алена не сразу поняла, почему автобус стоит, но, когда увидела происходящее, ужас объял ее. Это был конец, все надежды рухнули в одно мгновение, не оставив следа. Дорогу перегородила забрызганная грязью серая «Волга». В открывшуюся дверь автобуса поднимался Ахмет.
У Алены поплыло перед глазами, в ушах загудело. Она поняла, что все кончено - ее нашли. Стеклянными глазами на нее смотрела смерть. Животный страх задавил все ее естество. Ахмед шел по проходу, в руках у него гудела и фыркала рация, из которой доносились обрывки чеченской речи. Они встретились глазами, Алена оцепенела, словно кролик перед удавом. Сейчас он выдернет ее из кресла и, толкая в спину, поведет к выходу. На них будут смотреть пассажиры, и робкий, испуганный шепот пронесется по салону. Ее никто не спасет, потому что некому здесь ее спасать. Автобус поедет дальше в свободную жизнь, и его пассажиры через несколько минут забудут об инциденте на дороге. Конечно, ведь для них все хорошо закончилось, у них своя жизнь и свои заботы.
Потом она родит и никогда не увидит своего сына, потому что ее кровиночку отнимут и унесут, а ее убьют в тот же день за предательство. Может, перед смертью она увидит Султана -того, кого когда-то любила больше собственной жизни. Она не знала, что Султан отдал приказ уничтожить ее, не дожидаясь рождения ребенка.
Черный немигающий взгляд остановился на ее лице. Он медлил, она не понимала, почему он медлил. Неожиданно он повернулся к ней спиной и поднял рацию к лицу. Алена зажмурилась, как перед выстрелом.
- Все чисто, отбой, - произнес он и быстро направился к выходу.
Алена не верила своим ушам, не верила своим глазам, ей казалось, что она в бреду. Ведь бывает так, когда мозг отказывается воспринимать действительность.
Двери автобуса с шипением закрылись, водитель, выругавшись, тронулся дальше. Серая, неимоверно грязная «Волга» развернулась и умчалась назад. Пассажиры полушепотом начали обсуждать проблему бандитских разборок на дорогах.
Алена не верила в свое спасение. Она сидела в оцепенении, ее разум отказывался верить в происшедшее. Сна как не бывало, ее трясло и колотило в сильном ознобе. Ей казалось, что все слышат, как стучат ее зубы, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Наконец, когда она немного пришла в себя, воспоминания, словно давно забытые картины, потянулись одно за другим. Она вспомнила, как сидела в ущелье возле реки и со злобой бросала камни в воду, как чуть было не разбила себе голову от любви, ненависти и ревности. Когда появился Ахмет и стал поодаль, запустила в него камнем, так ненавидела его в тот момент. Ведь это из-за Ахмета Руслан прогнал ее и взял другую женщину, Насиру.
Она вспомнила расстрелянного журналиста и перекошенное от злобы лицо Султана, чуть не застрелившего Ахмета. Почему спасла его и что было бы, если бы не оказалась тогда рядом? Этот случай изменил всю ее жизнь. Она ушла бы на задание, подорвала себя в метро, и никто никогда ничего не узнал бы про нее. Не было бы этого ребенка, и не было бы для нее больше жизни. Эти страшные мысли резанули сознание. «Так не бывает», - произнес мозг, и Алене показалось, что у нее начинается бред.
Протоиерей Николай отслужил всенощную. На следующий день была назначена заупокойная литургия: исполнялось двадцать лет со дня смерти его матушки Софьи. Каждый год в этот день он служил заупокойную по своей супруге.
Отец Николай сидел у себя в комнате, допивал чай с вишневым вареньем и собирался готовиться к завтрашней литургии. За окном темнело, он медлил, все вспоминая свою Сонюшку: как познакомились, как уговаривал ее родителей отдать за него замуж, как сбежала с ним, ведь родителей так и не удалось уговорить. Как делила с ним все скорби и тяготы священнической жизни. Бог не дал им детей. Соня об этом скорбела всю свою жизнь, может, и умерла от этого так рано и безвременно.
Всякий раз, когда владыка предлагал ему более богатый приход, батюшка отказывался. Здесь, в этой предгорной станице, в маленьком саманном доме с белеными стенами и деревянной верандой, протоиерей Николай прожил более сорока лет, здесь у церковной ограды похоронил свою матушку. Он любил свой небольшой уютный храм с крашеными голубым куполами. Любил луга с перелесками, синеватые горы вдали, где в хорошую погоду сам Эльбрус показывал свою суровую седую двурогую голову. Любил своих прихожан - простых станичников, потомков казаков, воевавших здесь с горцами почти два века назад. Он и сам был одним из казачьих потомков и даже говорил на местном наречии - смеси украинских и русских слов, на том наречии, на котором всегда говорили на Кубани и в Ставрополье.
Совсем стемнело, наступила непроглядная южная ночь, запели сверчки, пробудившиеся к ночи. Удушливый дневной зной сменился легкой ночной свежестью.
Отец Николай сидел в темноте, подперев голову ладонью, недопитый чай давно остыл. Две слезы покатились по морщинистым щекам и затерялись где-то в бороде. Воспоминания о прожитом полностью захватили его, сменялись картины прошлого. Вот его рукоположение: его выводят на амвон, и он видит ее лицо, глаза, полные слез, а потом он - молодой священник, службы, требы, людское горе, и она всегда рядом, на клиросе, на приходе, тихая и немногословная. Сколько она молилась о ниспослании ей детей, сколько скорбела! А вот уже Софья - угасающая и уходящая. Она ушла от него в мир иной так же тихо, как и жила. Он даже не сразу понял, что ее больше нет, так привык к ее незаметному присутствию.
Наконец отец Николай заставил себя встать, зажег настольную лампу, поправил потухшую было лампадку и надел старенькую требную епитрахиль, собираясь читать священническое правило перед причастием.
В этот момент в дверь тихо постучали.