Отец Андрей молчал, его красивое лицо выражало глубокую озабоченность и скорбь.
- Я понимаю тебя, но фактически ты отказываешься от своего сына. У тебя мальчик?
- Да, мальчик. У меня нет выбора - либо я от него отказываюсь, либо я его теряю, то есть его заберут бандиты. Что лучше: видеть своего сына мертвым или живым?
- На это нечего сказать. Я не могу тебе отказать хотя бы потому, что у меня нет других вариантов спасения тебя и твоего ребенка. Мне на это тоже очень трудно решиться, но времени для размышления нет. Я просто обязан что-то сделать.
- А как Вероника? - Алена кусала губы и умоляюще смотрела на отца Андрея.
- Веронику мне придется взять на себя, думаю, что она поймет, она никогда не подводила меня, и я в ней уверен.
На рассвете отец Андрей и Алена заперлись в церкви. Внутри царил полумрак, окна были закрыты ставнями, и только через окно в алтаре в храм пробивался утренний неясный свет.
Купол, озарявшийся нежным розовым светом начинавшегося дня, казался невесомым.
Горели лампады и свечи, храм был наполнен покоем и тишиной. Кадильный дым тонкой струйкой поднимался к самому куполу, словно уходил в небеса.
«Да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою», - произнесла Алена про себя, глядя вверх, туда, где бледно-розовые лучи солнца смешивались с белесым дымом ладана.
В самый разгар таинства в церкви стало темно, как в склепе, солнечный свет погас, будто его внезапно выключили. Где-то над крышей загудело и загрохотало, словно с шумом разверзлись небеса. Удар грома сотряс церковь, и крупные капли дождя громко забарабанили по кровельному железу. Ветер завыл где-то в трубах. С силой хлопнула форточка в алтаре. Алена испуганно вздрогнула. Тогда, когда она отреклась от Него, тоже внезапно налетела буря. Она вспомнила, как стояла вся промокшая на мосту, как держала крест в побелевших пальцах, как злой дождь хлестал ее по лицу и как сверкнул крест, прежде чем исчезнуть в мутной речной воде.
Ей стало по-настоящему страшно, она уже не понимала, где находится сейчас - на небе или на земле. Может, это ее последнее мгновение в этой жизни, она еще не знала, примет ли Он ее обратно. Но она верила, что примет, что не посрамит ее надежд, несмотря на то, что тогда она так легко отреклась от Его любви.
За стенами церкви разыгралась настоящая буря, храм гудел и стонал. Отец Андрей повысил голос, пытаясь буквально перекричать нараставший гул ненастья.
Буря стихла так же внезапно, как и началась. Отец Андрей и Алена вышли из церкви и остановились в изумлении, глядя на небо. От края неба до края раскинулась сказочной красоты, непередаваемо яркая радуга.
- Ну это тебе знак от Господа, знак примирения, ты вернулась, Он принял тебя. Помнишь, Ной, выйдя из ковчега, увидел радугу. Впрочем, что я тебе говорю, ты сама все поняла. Радуйся, - отец Андрей не отрывал взора от неба.
Алена молчала, она стояла, запрокинув голову, и улыбалась.
После разговора с мужем Вероника закрылась в своей комнате.
Она молилась. Она давно не взывала так к Господу. Стоя на коленях, заломив перед собой руки, она молила и стенала. «Господи, да будет воля Твоя», - душа ее разрывалась от страдания. «Да будет воля Твоя», - шептали ее пересохшие губы. Она вглядывалась в лики Спасителя и Богородицы, освещенные тусклым светом лампадки, сжимала пальцы до боли. «Господи, не как я хочу, но как Ты, Господи, пусть минует это меня, Господи, помоги мне, пусть будет воля Твоя, но не моя», - в исступлении шептала она.
Она давно так не молилась, ей давно не было так тяжело.
Этот разговор с Андреем. Она и предположить не могла, что он предложит ей пойти на такое. Душа ее негодовала: как он может подвергать такой опасности всю свою семью, пять своих детей? Ведь это безумие - рожать дома и брать на себя такую ложь, сказав, что она родила двойню.
А если бандиты, с которыми связана Алена, нагрянут, - им ничего не стоит вычислить ее, и рано или поздно они это сделают, - и вырежут всю их семью. Да и при благоприятном исходе сможет ли она полюбить ребенка Алены? Она надеялась на чудо, на то, что ситуация вот-вот как-то иначе разрешится.
«Господи, да разве ж это по Твоей воле? Такая ложь, такой риск. За что, Господи, Ты привел эту женщину к нам в дом, зачем даешь мне ее ребенка?! Зачем? Я не хочу этого. Да будет воля Твоя, да будет воля Твоя. Я не хочу ее видеть, я хочу, чтобы она ушла, исчезла из нашей жизни, я устала от любви своего мужа к ней, теперь она принесла нам своего ребенка, который должен стать нашим. Господи, отведи эту беду от нас, отведи, прошу Тебя, умоляю Тебя!» - причитала убитая горем Вероника.
Обессиленная, она заснула прямо на полу. Отец Андрей поднял ее и переложил на кровать, заботливо укутав одеялом.
Им всем было тяжело. И ему не меньше, чем Веронике. Он часто уходил в храм, запирался один в алтаре, и одному Богу было известно, о чем он Его молил.
Три дня Вероника молчала, почти не выходила из своей комнаты, ссылаясь на плохое самочувствие.
Антонина Семеновна постоянно находилась в доме отца Андрея, готовясь принять роды у обеих женщин. Отцу Андрею пришлось объяснить ей причины принятого решения. Антонина Семеновна переживала, что риск домашних родов велик, особенно для Вероники с ее постоянными проблемами. Да и состояние здоровья Алены ей не нравилось. Как опытный акушер она понимала, что роды будут тяжелыми. Через три дня ее худшие опасения стали сбываться.
На четвертый день Алена почувствовала ноющие боли в пояснице, стали отходить воды. Антонина Семеновна, осмотрев ее, велела готовиться. Алена волновалась, не находила себе места. Недавно пережитый страх ушел на второй план, теперь Алена думала только о малыше и о том, что ему скоро предстоит появиться на свет. Антонине Семеновне с трудом удалось уговорить Алену лечь в постель.
- Леночка, придется стимулировать, боюсь, будет длительный безводный период, схваток у тебя так и нет. Я поставлю капельницу, ты полежишь, потом начнем потихоньку рожать.
Алена лежала в комнате одна, смотрела на белый потолок, мысли путались. Она вспоминала стихи Пушкина вперемешку с Пастернаком, на ум приходили отрывки из песни далекой молодости: «В комнате с белым потолком, с правом на надежду».
«Так странно, - думала Алена, - с правом на надежду. Сколько месяцев я не имела этого права, и все комнаты были с белыми потолками».
Она усмехнулась.
Томительно тянулись минуты и часы, Алена с нетерпением ждала родов, она торопилась, а все так затягивалось. Она не знала, как это происходит. Раньше ничем подобным не интересовалась, а забеременев, она не имела возможности, как все нормальные женщины, узнать, что это такое. У нее вообще все эти месяцы не было ничего, похожего на нормальность, она была между жизнью и смертью.
Заходила озабоченная и удрученная Антонина Семеновна. Смотрела, слушала деревянной трубочкой сердцебиение плода, говорила общие слова и уходила. Пару раз заглянул отец Андрей.
- Ну как ты?
- Лежу, жду, капельницу вот поставили, - и Алена, словно оправдываясь, кивнула на свою руку.
- Отец Андрей, мне надо с вами поговорить, - произнесла Антонина Семеновна, войдя на кухню, где обедали притихшие дети.
- Давайте выйдем во двор.
- Отец Андрей, я боюсь брать на себя ответственность за роды. Я стимулирую, но схваток почти нет, раскрытие маленькое, будет большой безводный период. У нее шейка не раскрывается, мы в таких случаях еще некоторое время наблюдаем, а потом, как правило, все заканчивается кесаревым. Ей, скорее всего, придется делать кесарево. Сама она не родит, учитывая обстоятельства ее беременности. Возможно, пережитый стресс на нее так повлиял. Мы, акушеры, не знаем причин, почему некоторые женщины не могут рожать. Вроде все нормально, а родовой деятельности нет. Ее организм не отвечает на введенные препараты. Безводный период опасен для ребенка. Отец Андрей, поймите, сделать кесарево в домашних условиях я не могу.
- Подождите, подождите, Антонина Семеновна, давайте успокоимся и все взвесим. Если мы поедем сейчас к вам в больницу, об этом могут узнать бандиты и нагрянуть прямо туда. Эти люди не остановятся ни перед чем, тем более что их уже обвели вокруг пальца.