— Что? Думала, это было в Бринжеровой Стопе.
— Бринжеровой Стопы тогда не было. Поселенцы добрались лишь до Серебряного озера. Нет, Атака Идиотов была на озере, Водичка. Их вел тот, кого стали звать Богом с Разбитым Лицом.
— Знамения, — бурчал Фолибор меж хлебками. — Изменения… последствия… то, что кипит под видимо спокойной гладью.
— Один из них считал себя псом.
Ошеломленная Водичка уставилась на Кожуха. — Что это значит?
Кожух пожал плечами. — Трудно сказать.
— Но важно, — буркнул Фолибор.
Мужчины кивнули и принялись допивать чай.
Водичка трясла головой. — Думала, Атака Идиотов была… ну, сто лет назад. Очевидно не в Стопе, раз ее не было. Хорошо, десять лет назад. Сама не знаю, почему подумала на Стопу, и почему решила, что это было сто лет назад. Я же не эксперт по северным поселениям.
— Уж точно, — согласился Кожух.
Она скривилась: — Хорошо, только не раздувай. Но я никогда не связывала Тоблакая с Атакой Идиотов. Не связывала с Генабакисом. Говоришь, он Теблор? Какое племя? Сюнид или Ратид?
— Ни то, ни то, — ответил Фолибор, протягивая кружку за новым чаем, который Кожух тут же налил. — К северу есть другие кланы, высоко в горах. Сюнидов и ратидов истребили работорговцы, хотя не всех, как оказалось. Восстание на деле было освобождением сородичей. Позвольте догадаться: мы идем к озеру, потому что Теблоров что-то встревожило. Снова.
— Бог с Разбитым Лицом — вот что их встревожило, — заявил Кожух.
— Что? Он здесь?!
— Нет, Водичка, он не здесь. — Тут Кожух нахмурился. — По крайней мере, так мне говорили. Но ведь кто знает, куда боги идут и что делают.
Фолибор сказал: — Бог с Разбитым Лицом живет в хижине под Даруджистаном.
Водичка раскрыла глаза. — Точно? Но ради какого хрена? Что он там делает?
— Никто не знает, — заявил Фолибор, — но он не уходит оттуда много лет. Говорят, противится возвышению. Говорят, бьет любого поклонника, едва тот покажется. И знаете, к чему это ведет? Поклонников все больше. Ну, не понимаю я людей. Никогда не понимал и не пойму. Как плохо написанные приказы. Велишь кому-то убираться, а он возвращается через день и друга тащит с собой. Или трех. — Солдат пожал плечами.
Кожух заметил:- Но среди Теблоров появился его культ. Уверен.
— Ого, — пробормотал Фолибор. — Ты прав.
Зашуршали стенки палатки Аникс Фро, она высунула голову из-под полога. — Заткнетесь, а? Пытаюсь заснуть.
— Середина дня, Аникс! — рявкнула Водичка. — В палатке, наверное, воздух кипит!
— Вот почему я хотела, чтобы мы стали к востоку от форта.
— Но это означало бы яркий свет поутру и лужи пота. Мы ж говорили!
— А я говорила, что я ранняя пташка!
— Так утащи палатку на ту сторону!
— И могу! — Голова исчезла.
Стало тихо. Затем Водичка спросила: — Кожух, нашел куда припрятать амулет?
— Хочешь увидеть газовый огонь?
Капитан Грубит расхаживал по шатру. — Но хотел бы видеть, как вы пытаетесь. — Он помедлил, рассматривая сержанта Штыря. Странно, не правда ли? Подлинный бывший Сжигатель Мостов. Однако он казался совершенно обыкновенным. Кроме гнусной власяницы. Грубит всегда тайно восхищался вычурными неистовствами моды. Однако… бывают же пределы.
Но вот он, человек из Легенд, ссутулившийся на высоком стуле. Разумеется, не из славных легенд. Но не осталось никого другого, и быть последним выжившим — уже престижно. Как бы. Быть последним в живых и, похоже, последним по значимости. Занимательное зрелище и ничего более, решил Грубит, ведь Штырь оказался одним из самых неразговорчивых людей, каких он знал.
— Вы ведь попытаетесь?
— Верность его под большим вопросом, сэр.
Грубит изящно развернулся на каблуке, возобновляя хождение. — Вы можете удивиться, дорогой друг, но я мало этим обеспокоен. — Он помедлил, всматриваясь. — Не удивлены? — Чуть подняв бровь, Грубит продолжил: — Да, любопытство вовсе не порок. Я ублажу его заранее. Но сначала хотел бы выразить озабоченность иным: как моя рота примет новость?
— Они примут, — заверил Штырь.
— Ах, глас уверенности? Какое облегчение!
— Новость примут, сэр. Но как будут с этим жить — другое дело.
— О. Хмм. Вижу разницу. — Капитан просиял. — Тогда — еще одно мудрое, утешительное слово от вас? Наверняка этого будет более чем достаточно… Боги мои, вы не уверены.
— Я смогу с этим жить, — сказал Штырь, чуть помявшись.
Высказанные с полным отсутствием выражения слова не смогли бы успокоить ни одного слушателя. — Сладость небес, вы поистине испытываете мою веру, сержант.