Ведь она хихикала, плакала и била себя по лицу и когда оседлала его, сжимая бедрами, а он смотрел снизу, не понимая, и странное ощущение возникло между ног, и штука для писанья отвердела и удлинилась, и болела, потому что попала вовнутрь.
Глаза безумия. Улыбка кровяного масла. Внезапные сполохи ужаса. Кулаками по лицу, чтобы кровоточили разрывы, ноздри, глаза. Пока эта его часть пронзала ее, Рент думал о втором имени, которым его звали. Ублюдок Кровяного Масла.
Он не знал, что такое Кровяное Масло. Может, их фамилия? «Ублюдок» означало, что у него нет отца. Это он понимал, это было очевидным, ведь друзья пользовались словом «отец», а он нет. Хотя «матери» были у всех.
У некоторых «отцы» были убиты во время мятежа.
Смятение охватило все его мысли. Не только от безумия матери и того, что она сделала впервые. Впервые для него. Он видел ее с другими мужчинами, ведь такова была ее работа. Мужчины платили, и тем жили она и сын. Рент решил, что теперь сам должен ей заплатить. Дело не только в загадке кровяного масла, которое было не единственной фамилией вероятного отца — отца, которого нет — ведь пьяница Менжер, владелец «Трехлапого пса» однажды попытался пнуть его в переулке за таверной, где Рент привык прятаться, играя с парой бродячих собак, а когда нога промахнулась, Менжер с искаженным лицом проклял Рента.
«Тащи отсюда свой вшивый остов! Думал, ты единственный ублюдок, оставленный за собой треклятым Разбитым Богом? Полукровка Карсы Орлонга! Нет, ты не был единственным, но с остальными мы покончили давным-давно! Зарезали, едва они явили знаки поганого родства с Теблором! И с тобой нужно было так же! Ублюдок Кровяного Масла!»
Вот что тревожило его всего сильнее. Карса Орлонг. Это имя выпевала мать, скача на нем с безумными глазами и улыбкой кровяного масла, пока Рент лихорадочно искал способ ей заплатить, ведь без этого им нечего будет есть.
А он и так всегда был голоден.
Закончив, она уползла с чердака под сопровождение стонов, а он сжался клубком, ожидая, когда же встанет солнце.
Теперь, в нарастающем свете, он смотрел в окошко. Через тусклое озеро, на смутную черную полосу леса и зубчатые склоны таких далеких горных вершин.
— Рент!
Он пошевелился в ответ на сиплый зов. — Ничего не добыл! — ответил он и внезапные слезы залили глаза.
— Рент! Слушай! Ты слышишь? Нужно уйти.
— Уйти куда?
— Отсюда. Беги. Оставь город и никогда не возвращайся! Я не могу. Не буду. Нет куда. Это несказанный закон. Не могу. И ничего. — Затем она что-то тихо забормотала. — Слушай. Найди Теблоров, что сбежали — они знают тебя. Защищали тебя, но теперь их нет, понял? Люди убьют тебя и скоро! Это не мне. Не мне они платили, а лихорадке масла. Получали вкус, лишь вкус, и возвращались, а ты, ты… Нет. Уходи. Я не могу. Не буду.
Кулаками по лицу.
Он сморщился. — Не надо. Прошу, не надо.
Удары затихли. Голос изменился, став безжизненным. — Иди. Сегодня. Сейчас же. Если не уйдешь, убью себя.
— Я заплачу! Вот увидишь!
Она завопила, и резко затрещала лестница — мать лезла наверх. Он сжался сильнее.
— Заплачу. Обещаю.
— Никто не получал достаточно, Рент. Останешься, и с тобой будет так же. А я не хочу. Не хочу. Лежи у себя, да. Знай, я люблю тебя всем сердцем. И сейчас пойду и широко перережу себе горло.
Он, кажется, зарыдал, хотя никогда еще не издавал такого звука и не вполне понимал, что он значит; но внезапно движение охватило его тело, он метнулся мимо нее, комкая одеяло, скользнул через край люка. Рост его более чем равнялся высоте лестницы.
Бег к двери. — Не надо! — вопил он, не смея взглянуть. — Не надо!
Потом он бежал по главной улице к полосе гравийного пляжа — и там были животные, выходили из воды. Вроде мелких лошадок, но с рогами. Много. Они разбегались перед ним, а он брел, чуя запах сырых шкур, видя плюмажи дыхания в холодном воздухе и пар над спинами.
Поскользнулся в грязи и упал под ноги.
Мир залило слезами. Мать перерезала себе горло. Потому что любила его. А он не мог заплатить.
Топот копыт затих. Он поднял голову. Животные убегали. Он лег набок на камни в грязи и глянул через озеро.
Он смотрел вдаль, на север, на линию черного леса. На место, где обитают огромные звери. И Теблоры.
Встал на ноги и понял, что держит одеяло. Он давно его перерос. Скомкал под левой рукой и пошел по берегу, затем в ледяную воду.
Поплыл.
Псы еще лаяли на фермах, пока последние дюжины карибу покидали взлохмаченные поля, стремясь к остаткам леса за городком. Следя за карибу, охотник гадал об их участи. Боялся, что едва разнесется новость, их ждет истребление.