Отдаленное движение привлекло его. Он увидел, что это «ночной клинок», Омс, возвращается с востока. Итак, дело сделано. Но стоит выслушать доклад самому, прежде чем объявят сбор.
Сержант стоял, уперев руки в бедра и выгибая больную спину. Два дня назад, недалеко отсюда, он копал другую яму. Чтобы опустить знакомые лица в землю, «и доброй ночи всем и каждому».
Омс заметил сержанта среди старых могил и гробниц, повернул коня, чтобы подъехать. Хотя мысли его, честно говоря, были заняты привидением. Трудно было думать об ином. Ничего подобного прежде не случалось. Он должен был испугаться… но не испугался. Он должен был задрожать от чуждых объятий, но не задрожал. Вполне возможно, та старая голова, вбитая в грунт и ставшая частью имперской дороги, не имела ничего общего с духом.
Он думал о солдатском соблазне, зажигающем взоры; думал, как трудно бывает солдату закопать наконец свой меч. И мысли эти вызвал человек, к которому он сейчас скакал. Человек, задержавшийся в строю, ибо идти ему было больше некуда.
Омс натянул удила и спешился. Спутал коню ноги и пошел к сержанту. — Было как ты и предвидел, Штырь.
— И?
— Улажено. — Омс пожал плечами. — Мне и потрудиться не пришлось, скажу честно. Он уже испускал последний вздох. Был еще жив лишь благодаря злости. Думаю, он даже поблагодарил бы меня за то, что убиваю — только кровь залила весь рот.
Штырь поморщился, отводя глаза. — Какая утешительная мысль.
— Полагаю, — небрежно бросил Омс. Потом снова пожал плечами. — Ну, мне лучше отвести коня в стойло. А затем палатка и добрый сон…
— Не сейчас, — прервал его сержант. — Капитан созывает сбор.
— Снова трепаные приказы? Нас только что серьезно высекли. Мы зализываем раны, стараясь не видеть пустые места за столом. От роты осталось три драных взвода, а они хотят снова послать..?
Штырь лишь шевельнул плечами.
Омс еще посмотрел на него, затем начал озираться. — Это место наводит на меня дрожь. Ну, одно дело трупы на поле битвы — погибли скопом, за половину дня. Это наша роль, наша работа, и лучше сразу смириться. Так? Но кладбища. Поколения мертвецов, одни на других и так далее. Сотни лет. В тоску вгоняет.
— Неужели? — отозвался Штырь, глядя на Омса с непроницаемым лицом.
— Привкус… ну, чего-то такого. Тщетности?
— Почему бы не постоянства?
Омс содрогнулся. — Ага. Мертвого постоянства. — Он помялся. — Сержант, думал когда-нибудь о богах?
— Нет. А нужно было?
— Ну, они ли нас создали? А если да, на кой хрен? И как будто первого раза недостаточно, они лезут в наши дела. Как будто не могут отстать и оставить нас в покое; словно клятый опекун, не желающий уйти с праздника, и вот ты втюрился в красотку и она не прочь и вы вместе ищете, в какие бы кусты залезть, но… — Видя недоумевающее выражение лица сержанта, Омс позволил мысли улететь прочь. Потер глаза и глуповато улыбнулся. — Искар побери. Устал.
— Скачи в конюшни, Омс, — велел Штырь. — Может, успеешь перекусить.
— Ага, поспешу.
— И поздравляю с хорошо выполненной… миссией.
Омс кивнул. И сел в седло.
Белое солнце ослепительно сияло в белом небе, а ведь еще не полдень. Булькала вода, текущая в узкой траншее у стены. Копошившийся во дворе петух издал сдавленный крик и зловеще замолчал.
Водичка стояла, следя, как здоровенный широкоплечий солдат ищет путь в кольчугу. Вот опять железные звенья вцепились в длинные грязные волосы, выдирая их там и тут на голове и на груди. Золотистые завитки выделялись на фоне голубоватого железа. Он никогда не стонал, проделывая это, однако рывки были достаточно болезненными, чтобы заставить лицо покраснеть, а глаза увлажниться.
Надев, наконец, кольчугу и пуще опустив покатые плечи, он подобрал пояс с оружием. К бронзовым полоскам ножен каким-то образом успели пристать те же рыжеватые волоски. Туго застегнув пояс над бедрами, он помедлил, почесывая сломанный плоский нос, украдкой утерев слезу в левом глазу; затем отряхнул потертые кожаные штаны и поглядел на нее.
— Искарова хромота, Фолибор. Мы всего лишь идем в командный шатер. — Она указала на главный плац форта. — Туда. Как и всегда.
— Всегда верил, что упреждение есть солдата спасение, Водичка. — Он щурился, разглядывая плац. — К тому же самые опасные пути — те, что кажутся легкими. А Кожуха брать? Он в отхожей яме.