Мальчишка как будто его не слышал. Он смотрел на этюд в голубых тонах, и складывалось впечатление, что еще немного, и он заплачет.
Очухавшаяся лесбиянка стояла на четвереньках на асфальте и блевала.
— Так тебе и надо, дура, — заметила Бася, медленно проезжая мимо. — В другой раз будешь прислушиваться к советам тренера. — Она прикурила от встроенной в приборный щиток зажигалки и спросила: — Ну и что там интересного?
— Пацаны... — мрачно отозвался Б. О. — На марки задницей зарабатывают.
— Они марки собирают?
— Собирают... Что характерно, марки одного государства. Большого государства, — откинулся на спинку кресла и уставился в темное жерло улицы, туда, где далеко впереди таяли угольки автомобильных стоп-сигналов. — Точнее сказать, это целая империя.
— Сейчас на свете уже нет империй.
— Есть. Причем такая, что и Чингисхану даже в самых смелых снах не являлась.
— Как называется?
— ЛСД.
Доехали быстро. После двенадцати город остывал, отдыхая от раскаленных транспортных потоков, ни пробок, ни заторов не было, к тому же Басе везло и она ухитрилась все попавшиеся на пути светофоры проскочить на зеленый.
— Мне бы сейчас твое везение не помешало, — заметил Б. О.
— В том заведении, куда мы едем, на входе стоит светофор?
—Хуже. Там стоит фэйс-контроль.
— Ерунда. С таким фэйсом, как у тебя теперь, тебе ни один контроль не страшен.
Проблем действительно не возникло: если физиономия Б. О. и хранилась в каких-то банках данных, то только не в компьютерах этих кабаков.
Ильи Соломоновича в кабаке не оказалось. У стойки бара сидел трансвестит, наряженный столь пышно, словно он заглянул в бар прямо с бразильского карнавала. Голову этого игрушечного, невсамделишного какого-то существа украшал шарообразный шиньон из серых с золотистым проблеском перьев, достигавший в поперечнике чуть ли не метра. Огромный густо накрашенный рот, битком набитый белоснежной металлокерамикой, черные ресницы, весившие как минимум граммов двести. Из-под короткой желтой юбки торчали ноги, затянутые в серебристые колготки, фактурно и орнаментально в точности копировавшие змеиную кожу. Ансамбль завершали того же качества лифчик и высокие, до локтей, перчатки. Существо меланхолично потягивало коктейль и рекламно скалилось, выставляя напоказ свою ослепительную вставную челюсть.
Б. О. направился к выходу. У двери он оглянулся. Неподалеку от стойки в полном одиночестве за столиком сидела, закинув ногу на ногу, женщина и полировала пилкой ногти. На ней был роскошный белый пиджак и темные брюки.
Что-то в ее облике показалось Б. О. странным — что именно, он не понял. Впрочем, здраво рассудил он, в такого рода заведениях все странные. Женщина сидит, занимаясь маникюром, и плавно покачивает ногой в такт негромкой музыке — что здесь, в самом деле, такого?
Бася повернула ключ в замке зажигания, завела мотор:
— Куда теперь?
— Подожди... — Б. О. дотянулся до заднего сиденья, на котором валялись копии распечаток этюда в голубых тонах. С минуту он пристально вглядывался в портрет Ильи Соломоновича, потом поднял на Басю рассеянный взгляд.
— Какой размер обуви может носить женщина, — он прикрыл глаза и задумался, — чуть ниже среднего роста?.. Плотненькая...
— Ну какой, — почесала висок Бася. — Тридцать пятый. Возможно, тридцать шестой.
— А сороковой — сорок первый?
— Да ты что, шутишь?! В таком случае это не женщина...
— То-то и оно! — Он хлопнул ладонью по крышке бардачка и расхохотался. — В этом кабаке полно трансвеститов... У меня есть подозрение, что наш Илья Соломонович теперь — женщина!
Заплатив очередную сотню, Б. О. вернулся в бар и прямым ходом направился к столику, отодвинул стул, уселся и, подперев щеку ладонью, принялся наблюдать за тем, как тонкая маникюрная пилочка нежно облизывает ногти.
— Я вас не приглашала, — заметила женщина, не отрываясь от своего занятия.
— Должно быть, я ослышался... Ну раз уж я здесь, может быть, выпьем?
— В другой раз. До свидания.
— А мне друзья говорили, что я вполне ничего выгляжу.
Женщина навела последний штрих на безымянном пальце левой руки, отложила пилку и только после этого, взглянула на соседа по столику:
— Вы не в моем вкусе.
— Зато вы в моем, — Б. О. развалился на стуле и закинул ногу на ногу. — Поговори со мной, господин Филонов, а то мне скучно и одиноко этой ночью... Ничего, что я так невзначай соскочил на "ты"?
— Ничего, — с деланным безразличием в голосе произнесла женщина; актриса она была неплохая, но Б. О. почувствовал, как она напряглась. — Но ты обознался, приятель. Точнее сказать, у тебя поехала крыша. Ты что, не в состоянии отличить мужчину от женщины?