— Грязный... — задумчиво протянул он, посмотрел на стопки денег, на раскуроченный чемоданчик и совершенно безынтонационно добавил: — Сволочи.
Он вынул магазин, ссыпал патроны в ладонь, сжал кулак и так сидел некоторое время, потом поднес кулак к щеке и, точно впав в забытье и вытягивая щекой тепло из сжимавшей патроны руки, произнес странную фразу:
— М-да, нас жалуют свинцом и порохом, как мы того желали.
Пистолет и обойму он положил в белый полиэтиленовый пакет, завернул его и тщательно перевязал бечевкой. Выйдя из дома, светловолосый направился к краю мыса, остановился метрах в десяти от обрыва, качнулся вперед-назад, как прыгун в длину перед стартом, совершил короткий разбег и метнул сверток в море.
— Сволочи, — равнодушно повторил он, следя за падением свертка в воду. — Интересно, где бы я был теперь, если б не соскочил с поезда?.. Горел бы синим пламенем.
Он усмехнулся, повторив про себя последнюю фразу. Дело в том, что среди своих у него было характерное прозвище — Бог Огня.
Он соскочил с поезда позапрошлой ночью — вслед за Айвором.
Они быстро прониклись друг к другу симпатией — едва этот грузный, одышливый человек ввалился в купе за минуту до отхода поезда. Рухнув на полку и переводя дух, попутчик вытер платком лоб, шею и с оттенком неловкости сказал:
— Меня зовут Айвор. Извините, я весь мокрый, как гусь.
— Мокрой бывает курица, — с улыбкой поправил Б. О. — А с гуся — вода.
На вид Айвору было лет сорок пять. Его можно было принять за кого угодно — грека, француза, еврея, итальянца, русского, — но только не за прибалта: темные, мелким бесом вьющиеся волосы, крупные черты лица, вылепленного плавно и мягко, без жестких штрихов, намекающий на суровый нордический характер живой блеск подвижных глаз, пухлые розовые губы и трогательная ямочка на круглом подбородке. Похоже, он был из породы людей, которые везде, куда бы их ни забросила судьба, чувствуют себя как дома. Через некоторое время Б. О. спросил, не было ли в его роду цыган.
Айвор задумался, провел ладонью по своей буйной шевелюре, медленно моргнул и сказал:
— Все может быть... Все, кто угодно, только не папа.
— А кто был твой папа?
— Мой папа в молодости был "лесным братом". А это не цыганское дело.
Он ехал до станции, название которой Б. О. ни о чем не говорило. Как выяснилось, это оказался городок неподалеку от границы. Там Айвору предстояло встретить два грузовика с медным ломом, сопроводить до таможенного поста, утрясти формальности, а потом проследовать с ними на север, к морю, где эти гайки, трубы, проволоки и черт знает что еще погрузят в трюм и отправят в Швецию.
Ближе к вечеру они сходили перекусить в ресторан. Уселись за столик. Айвор оторвался от изучения меню, покосился налево, и Б. О. отметил, что в глазах его возник характерный блеск. Он обернулся. Наискосок от них сидела симпатичная девчушка с кукольным лицом, на котором выделялись пухлые губки. Она, заметно нервничая, поминутно их подкрашивала — губы и без того отливали булатной голубизной — и ерзала. В конце концов она выразительно и звонко щелкнула пальцами и подняла левую руку с зажатой между пальцами сигаретой — так в ресторане подзывают официанта. Официант, естественно, не появился.
— У дамы проблемы, — сказал Айвор. — Ей хочется курить. Но нет спичек.
— Я тебе как-нибудь потом расскажу, чего ей хочется, — заметил Б. О., доставая из кармана зажигалку и поднимаясь с места.
Девчушка сидела на краю банкетки, выставив в проход образцово-показательные ноги в черных чулках. С длиной юбки она что-то не рассчитала или, напротив, очень хорошо рассчитала, во всяком случае, когда девица закинула ногу на ногу и поднесла сигарету к губам в ожидании огонька, стал виден край чулка, хищно ухваченный застежкой, и полоска белоснежной кожи. Б. О. положил зажигалку на стол.
— Извини, но я не халдей. — Он изобразил пальцами копию ее призывного жеста. — Я этого языка не понимаю.
Девчонка надула губы. Он наклонился и пошлепал ее по ляжке:
— Простынешь... Тут сквозит от окна.
Она поймала его руку в тот момент, когда Б. О. собирался откланяться, и удержала на месте. Кожа над краем чулка была прохладна и шелковиста, но в руке чувствовалась твердость. Б. О. шепнул ей на ухо:
— Какого цвета у тебя белье?
— Черного, — нисколько не смутившись, отрапортовала девчонка.
— Не врешь? — прищурившись, спросил Б. О.
— Можешь сам убедиться, — вульгарно облизнувшись, с томным придыханием прошептала она.