— Знаю я, был там, — раздраженно сказал Пуф. — Дальше-то что? Дальше?
— Дальше — больше. Не гони картину, механик. Про драку с Худо не забыл?
Пуф опустил голову.
— То-то. Не бойсь, я не собираюсь тебя попрекать. Не в драке дело. Главное в том, что́ сказал Кара.
— А что он сказал?
— Господи! Убийство Люськи теперь он валит на Худо. А завтра будет валить на тебя, послезавтра — на меня.
— Ничего не понимаю. Это ж зачем?
— Дурак! Чтобы всех нас перессорить, держать в страхе, командовать.
— Что-то не очень понятно. Он и так командует, зачем еще что-то делать?
— Эх ты, ничего не соображаешь! И ребенку ясно, что от притворяшек пока мало толку нашему наставнику. Поэтому Кара поддает пару. Сам решил возглавить секту. Нет, какой подлец! Как он Люськину смерть обыграл! Сначала нас всех запугал, а потом будто бы выручил. Я же все помню. Мы ему в ноги готовы были поклониться за то, что Люськина случайная гибель стала красивой жертвой. Благородные слова всякие говорили, то да сё. Тьфу!
— Ты уверен, что все это так? — задумчиво спросил Пуф.
Он плюнул на сигарету, огонек зашипел и погас. Спрятал озябшую на морозном ветру руку в перчатку.
— По-моему, ты заблуждаешься, — продолжил Пуф. — Дело не в том, что Кара рвется к власти. Он и так ее имеет. Все указания его выполняются. Притворяшки, то есть мы с тобой, народ покорный. Да и Худо сейчас в руководители не годится, скис окончательно. Здесь иное.
— А что? — поинтересовался Костя.
— А то, что Кара сам не знает, как поступать. Истерика у него. Виду не подает, но в глубине кошки скребут. Чего-то он боится, поэтому рвется, кричит, безумствует.
— Тогда тем более! Нужно смываться!
— К чему торопиться? Мы этого хотели, стремились, можно сказать, рано давать задний ход. Ты, конечно, как хочешь. Я о себе говорю. Если ты уверен в своей правоте, действуй.
Костя отвернулся от приятеля и посмотрел на заснеженное поле. Огромные черные глыбы земли лишь чуть прикрыты снежными шапками. Прямо за бревенчатой оградой начинался лес. Глухой, тяжелый, дремучий. Из леса тянуло сырым холодом. По неровно вспаханному полю расхаживали самодовольные черные птицы. “Как называется такая вспашка? — почему-то спросил он себя. — Зябь? Пар? Ничего не помню. И птицы эти — грачи? Галки? Вороны? Ничего не знаю. Ничего”.
— Ничего я не уверен. Так получается, если хоть немножко поразмышлять. Боюсь, что всех нас Кара скоро отучит думать.
— Я только одно знаю, — сказал Пуф, — мы здесь с ним без принуждения. Хотим — хохочем, хотим — плачем. Надоест — отвалим.
— А я знаю тоже одно: раньше было смешно, потом грустно, а сейчас гнусно. И напрасно кто-то думает, что он на свободе. Придет время отваливать, — окажется, валять-то некуда. Кроме как в милицию, разумеется.
Так они и разошлись, ни о чем не договорившись. Все же над чем-то Пуф, кажется, задумался. Самобичевальные речи его стали скромнее, серьезнее. Впрочем, такая солидность была только на руку Каре: больше веры было у слушателей патетических Стаськиных деклараций. Временами Костя перехватывал пронзительный взгляд Пуфа, с холодным недоумением ощупывающий аудиторию, перед которой им приходилось выступать. “Что здесь, собственно, происходит?” — казалось, говорил себе юноша. Костя считал, что приятель его не безнадежен.
Особенно резко переменился Пуф после скандала в леспромхозе. Там Кара дал оплошку. Впоследствии наставник каялся, волосы на себе рвал. Как мог допустить такой промах? Ведь твердо знал — ни на какие промышленные центры не посягать, с рабочим народом, настроенным в адрес бога скептически и уничижительно, не общаться, иметь дело только с проверенной клиентурой. Чтобы финал был виден в самом начале.
Но, видимо, есть дьявол, и он не дремлет. Попутал лукавый и хитрого Кару.
По внешним признакам тоже, между прочим, можно было догадаться, что здесь лучше не задерживаться. Адрес был какой-то неуверенный — к человеку, который вроде бы от божественных дел отошел, но, по старой памяти, оставался будто бы приветливым хозяином для проезжих проповедников. Темный адрес.
Ехали плохо, неровно. Дорога дряннейшая, одно название — дорога, а так — сплошной слалом. Застряли, разумеется. Какой-то молодчик на тракторе, спасибо, подцепил, вывез. Но привез не в нужное место, а в поселок леспромхоза. Пришлось разыскивать нужного человека пешком, а когда нашли, тот отказался. Нет, мол, никак, свадьба намечается, подготовка идет, место для проповеди и публику обеспечить не могу.
И тогда Кара рискнул сымпровизировать. Это он назвал — выйти на оперативный простор. В какой-то сараюхе, довольно, впрочем, опрятной, похожей сразу и на клуб и на столярную мастерскую, собрали разношерстный народ. Уже от одного состава слушателей у Кары замерло сердце. Звериным своим чутьем ощутил неблагополучие и дурной конец. Мужики, мужики, молодые, нахальные, горластые. Садят, безбожники, папиросу за папиросой, в зале скоро стало не продохнуть от угарного дыма. Что делать? Приходилось на ходу менять тактику, перестраивать отработанные приемы. Этих на сочувствие не поймаешь, им нужна плоть реального дела, ясность здравых мыслей.
Кара решил выступить первым. Он понял, что в такой аудитории речи притворяшек прозвучат неубедительно. Всю тяжесть импровизаций он взвалил на свои костлявые плечи. Что говорить? Вон какие красные лица от мороза да от ветра, аж лоснятся. Женщины есть, но они не в счет, они сейчас погоды не сделают, мужики будут тон задавать. Влип, как есть влип.
Как ни начинал осторожно Кара, он сразу же допустил ошибку. Почему-то запало ему в голову, что все лекции независимо от содержания в подобных ситуациях начинаются с международного обзора. Вот и рискнул Кара для важности помолиться, но оказалось, что слов этой молитвы он не знает. Рассказывая о современной жизни в общих чертах, обнаружил явную неосведомленность в проблемах политики.
…В зале смеялись. Но проповедник не дрогнул. Начав говорить, он слушал только себя. Путая положение в Ираке с реформами в Иране, режим Албании и Алжира, Кара погрузился в опасные топи международных отношений. Ему почему-то казалось, что путь к душе его нынешних слушателей можно пробить именно так — громоздя звучные иноземные слова.
Потом перешел к достижениям современной науки и наконец выговорил главное — обнаружена граница Вселенной. Раз есть конец мира, сказал Кара, значит, было начало, а от начала прямая дорога к богу, который все это и начал.
— Поймите, братья, сколь знаменательно это открытие! Наступает конец ферментации, на смену идет перфектное человечество.
Кара постарался вложить побольше пафоса в голос. Распрямился во весь могучий рост, сделал значительную паузу.
— Наука уже не уводит нас от бога, не отрицает его. Наоборот, современная наука доказывает — бог есть!
Кара сверлил настырным взглядом слушателей. Вот вам! Вот! Что хотел, то и сказал. Но лишь примолк проповедник, как рядом с ним вырос юноша в тулупчике. Невидный такой, но глаза насмешливые. Тотчас дискуссию открыл.
— Мы, — сказал он, — прослушали доклад товарища лектора и очень удивляемся. О политике говорить не будем, потому что неграмотность налицо. Видно, товарищ лектор давно в центральную прессу не заглядывал. Что касается бога, то у нас недавно была атеистическая лекция на этом же месте, в этом зале, и нам доказали невозможность существования высших сил. Я думаю, что товарищ лектор просто выбрал такой прием для доклада. Дескать, он будет доказывать про бога, а мы не должны соглашаться. Как бы для затравки, покупка такая, чтобы веселее дело шло. Так я вас понял, уважаемый? — И он улыбнулся большим ртом в лицо товарищу лектору.