— Скажи, почему так плохо вышло? Ведь сначала все вроде ничего… А потом Люся…
— Да, Люся… — эхом отозвался Виктор. Потом нахмурился. — Мы сами виноваты: нарушили запрет.
— Запрет? Какой запрет, о чем ты говоришь? — удивленно и почему-то обиженно выкрикнула она.
— Понимаешь, — он говорил совсем тихо и очень медленно, сопротивляясь ее горячности, — нельзя было так жить, думать, чувствовать. Нельзя это, понимаешь? Мы нарушили запрет и поплатились.
— А ты переменился, — враждебно сказала она.
— Не знаю. Возможно. Не в том дело… Слушай, давай пройдемся, а?
Они пошли рядом.
— Я, Таня, правда очень много думал обо всей этой истории. Фактически притворяшки заставили меня по-новому взглянуть и на себя. Ты права, я переменился. Принял решение и как-то успокоился. Вот работаю…
— Но запрет, какой запрет, на что намекаешь? — перебила она.
— Думаю, Таня, человек должен жить цельной жизнью. Он не может чувствовать одно, говорить другое, делать третье. Это нарушение законов природы. А притворяшки нарушали. Они завели себе бога после шести вечера. Это была ненормальная психическая атмосфера. Они пытались утаить, спрятать свои души от действительности. Нельзя. Дети есть дети, взрослые должны вести себя как взрослые. Да и детская наивность их оказалась на поверку жестокой и преступной. Просмотрели доброго, доверчивого человека…
— И я, по-твоему, тоже виновата? — с вызовом спросила девушка.
— Конечно, хотя, может, меньше остальных. Но не это важно. Тут главная вина — перед собой. Ты не позвонила искорежить свою психику, устояла, значит, не так уж виновата. Да и другие, по-моему, виновны особой виной. Порочная идея, мысль. Будто можно остаться в стороне, пройти жизнь обходным путем. Не удастся. А попробуешь — непременно провалишься и других за собой потянешь. Злая, соблазнительная мыслишка спровоцировала притворяшек. Они поддались, в том их вина. А за вину и наказание. Разве с такой мыслью в душе можно жить в обычном, нормальном мире? Пришло искупление за все штучки, что они вытворяли. А вытворяли они многое! Вспомни!
Сказав ей “вспомни”, стал сам вспоминать:
— Ничего у них не было своего, Таня. Ни желаний, ни цели, ни программы. Они решили начать сначала, с пустого места. Послали к черту весь опыт родителей, общества. И начали со слов, с болтовни, ею и кончили. Они только говорили и ничего не делали. А слово должно подтверждаться действием, иначе оно ничего не стоит. Звук пустой, сотрясение воздуха! Отсюда их разочарование. Свобода притворяшек оказалась миражем, ненужным, вредным миражем! Свобода им понадобилась, чтобы убежать от трудностей. Нет, Таня, наши с тобой родители действительно правильно понимают жизнь. Посмотрел я на притворяшек и убедился, что все эти игры и подобные им не для меня.
— Да уж, конечно, — насмешливо сказала девушка, — недаром они тебя Солдатом прозвали. Твердый человек.
— Я на них не обижаюсь. Я знаю себе цену. А вот они… Кстати, ты не подумала, почему в такие компании собираются, как правило, неудачники? Неудачники, люди, обиженные природой, обстоятельствами и так далее. И еще — прямые преступники, которым жить надо в темноте, без контроля общества. Это же понятно: там объединяются слабые, в чем-то неполноценные личности. Компенсируют собственную ущербность на радениях. Вместо борьбы с жизнью отсиживаются в гнилых заводях, надеются пережить трудные времена. Не те, не те люди занимаются этими вопросами. И, конечно, претензии сверх меры: дух, бог! Слабы они для таких проблем… Самое страшное знаешь что? — продолжал Виктор, с хрустом шагая вместе с Таней по льдистому мартовскому снегу.
— Что?
— Ребята еще долго будут расплачиваться за все это. Собой будут расплачиваться, своим неумением быть среди нормальных людей. Спрятать душу нельзя.
— Они расплачиваются. Но по-разному. Худо до сих пор в больнице, никак не отойдет от психической травмы, — сказала Таня. — Есть слух, что Маримонда забрала мать и уехала на север. Костя в институт поступил, в общежитии живет.
— А Пуф?
— Этот самый счастливый. Говорят, женился, и очень удачно. Не в этом дело. Меня другое мучает… Как вот это так получилось: чуть в сторону — и сразу катастрофа! Смерти, изуверства…
— Случайность. Могло и обойтись. Но не обошлось. Почему-то такие вещи не обходятся без катастрофы. Я думаю, что и здесь есть свои запреты и пределы.
Таня неожиданно для Виктора рассмеялась:
— А похоже, ты струхнул, Витяша? Все у тебя запреты да пределы. С чего это ты?