Микелис говорун не ахти какой, но зато слушает он и глазами, и ушами, и рот откроет. И каждый раз, только кто-нибудь кончит говорить, он подтверждает: «Как зе, как зе! Вот и я говорю!» И бледно-голубые глаза его блестят, раскрасневшиеся щеки горят — так нравится ему тот, кто говорит.
Вилис Рудметис — тот горяч и зол, вспыхивает, словно сухой куст можжевельника. Кто бы ни говорил, тут же слово вставит, словно угрожая неизвестно кому. Одет он в толстый вязаный камзол, ему жарко, рыжая борода торчком, он то и дело ерошит густые вьющиеся волосы. Тут уж ему под ноги не попадайся!
Батраки заводят разговор о чужих, дальних странах, о войнах и перемириях, о курфюрстах и королях, господах и слугах. Но чаще всего говорят они о земле. И как родники сливаются в ручей, а ручьи — в реку, так и все их речи сводятся к одному — к разговору о земле. В центре всего этого отец Аннеле. Когда он заговаривает, остальные молчат, внимательно слушают. И даже Вилис Рудметис не перебивает. Чаще всего отец встанет посреди комнаты, а остальные вокруг. Кто помоложе да погорячей — стоит, кто постарше да поспокойней — сидит.
Много-много раз доводилось Аннеле слушать их разговоры, пока не поняла она, что земля нужна батракам и что земля — это такая штука, которую найти надо во что бы то ни стало. Для молодых парней земля ничего из себя не представляла. Ингус говорит: «На что мне ваша земля… Одна голова не бедна, а и бедна, так одна».
Тогда отец ему отвечает: «Будет жена, будут дети, хлебнешь и ты нашего горя».
— Нету правды на свете, нету, — сердится Вилис Рудметис. — По справедливости, у каждого должен быть свой клочок земли. А теперь как? У него есть, у меня ист. Почему у меня нет?
— Как зе, как зе! Вот и я говорю! — спешит вставить Микелис.
— Должна быть на свете правда. Искать только надо, — произносит Зангус, отец Юритиса.
А Вилис Рудметис перебивает:
— С дубинкой в руках надо искать. Отчего в имении все блестит? Отчего господа лоснятся? Не от нашего ли пота? А? Кто бедняку правду даст, если сам ее искать не станет? Вот я и говорю, с дубинкой!
Вилис Рудметис сыплет искры, как лучина, которой размахивают во тьме, а отец Аннеле произносит примирительно:
— Распустится ли цветок, если силой почку раскроешь? Заставишь хлеб созревать к Юрьеву дню? Всему свое время. Я только так скажу: настанут когда-нибудь справедливые времена и земля у всех будет.
— Как зе, как зе, вот и я говорю! — радостно соглашается Микелис. А Вилис Рудметис только шмыгает носом да помалкивает.
Так они беседуют, и слова отца примиряют всех. Но опять настает воскресенье, и опять все начинается сызнова. Пока Аннеле, наконец, как следует не разобралась: землю искать — значит искать правду.
И вот однажды утром просыпается и вся горит от нетерпения: самое важное из самых важных сегодняшних дел — отыскать землю и обработать ее.
Где она только ни побывала: нет такой земли, как ей надо, и все тут. Не диво, что и работники не нашли. Не простое это дело. Придется идти далеко-далеко. Искать как следует. Но прежде надо в дорогу собраться.
И Аннеле идет в комнату, где мать хранит корзинку с лоскутами для шитья, что-нибудь из нее да сгодится. И правда, хватает и на передник, и на шаль большую, и на платок — голову повязать. Собралась было Аннеле во двор выйти, да в сторону окошка глянула. Сидит возле него Карлина, серые льняные нитки мотает. А на подоконнике лежат огромные очки Юрисова деда в роговой оправе. Когда дедушка ищет что-нибудь или разглядывает, он цепляет очки на нос и сразу все видит и все находит. Вот ведь как просто: надеть очки, тут же и земля отыщется. Так-то, поди, надежнее.
А что Карлина скажет? Что скажет, то и скажет!
Аннеле тихо подходит к окну.
— Это можно? — несмело тыкает она пальцем в очки.
— А что, не даются? — спрашивает Карлина. — А ты попробуй, можно ли.
А разве нельзя? Аннеле размышляет, сомневается и, наконец, протягивает руку с твердым намерением: «Возьму».
— Коль можешь взять, бери.
И Аннеле не только берет, но тут же и надевает их, так что очки висят на самом кончике носа, а Карлина не только не говорит ни слова, но еще помогает Аннеле завязать тесемки за ушами. И так хохочет, так хохочет, что и Аннеле вторит ей.
Да, в очках совсем другое дело — далеко и искать не надо, со двора видно, где земля — вот она, под боком.
И в таком укромном местечке, что никто, кроме Аннеле, ее не видит, никто о ней не догадывается.