Но астролог оттуда не вышел.
Экипаж, который вез предсказателя, снова двинулся в путь, достиг бульваров, проследовал по ним до предместья Менильмонтан и углубился в него. Проехав заставу и первые несколько домов, карета стала одолевать крутой подъем.
Опасаясь, как бы незнакомец не заметил преследования теперь, когда его экипаж стал двигаться медленно и бесшумно, Лотарио вышел из кареты, приказал своему кучеру следовать за ним на почтительном расстоянии и, завернувшись в плащ, пешком поспешил за неизвестным.
Между тем карета лорда, достигнув вершины холма, свернула налево, в узкую пустынную улочку.
Здесь кони вновь перешли на рысь и подкатили экипаж к стоящему особняком дому, сад которого был отделен от улицы террасой, увитой виноградными лозами. Поскольку никакие иные строения не заслоняли обзора, оттуда можно было без помех наблюдать не только улицу и прохожих, но и всю ту прославленную долину, что зовется Парижем.
На десять футов от земли поднималась каменная балюстрада, уставленная большими цветочными вазонами, что летом, верно, превращало террасу в род живой изгороди, полной зелени и благоухания.
Заслышав шум колес экипажа, кто-то стремительно выбежал на террасу, и в лучах раннего утра, уже хлынувших из-за горизонта, Лотарио, замедлив шаги, вдруг увидел прелестную девичью головку, склонившуюся над балюстрадой.
Появление этой девушки произвело на Лотарио необычайное действие. С той минуты, как юноша ее заметил, он не видел более ничего, кроме нее. Хотя его привела сюда необходимость выследить астролога, однако ни бал в Тюильри, ни прусский посол, ни сам астролог, ни весь свет отныне для него не существовали.
Дело здесь было не только в красоте незнакомки. Если бы она была лишь красива! В ней таилось очарование, объяснить которое не могли бы никакие слова. Ей было лет шестнадцать. Свежее утренних рос, яснее первых лучей рассвета, более юная, чем заря, она предстала перед Лотарио, и ему показалось, что это ее сияние прогнало мрак и заставило погаснуть звезды ночи. Красивый и гордый юноша внезапно ощутил в сердце невыразимую боль, как если бы ему явился недостижимый идеал, слишком возвышенный для такого жалкого земного создания, как он.
Но в то же время, как мы уже говорили, его охватило странное чувство. Эта девушка… Он никогда не встречал ее прежде, даже не грезил о такой встрече, и вместе с тем ему казалось, что он знал ее, знал давно, с тех самых пор, когда пришел в этот мир.
И однако то не было видимое воплощение глубоко интимного, потаенного представления о совершенстве, того предчувствия любви, что носит в себе каждое возвышенное сердце. Подобные мечты живут в душе, туманные и безымянные, до тех пор, пока им по милости Господней не настанет пора ожить. Но нет, здесь ощущалось нечто более реальное, чем предчувствие или воспоминание. Как было сказано, он узнал ее, эту неизвестную девушку. Более того: он, казалось, уже любил ее когда-то.
Это видение промелькнуло и скрылось, то был лишь один миг, но Лотарио за эту секунду пережил больше, чем за всю свою прежнюю жизнь.
Астролог между тем вышел из кареты. Девушка, узнав его, весело и простодушно захлопала в ладоши; она побежала открывать ему, и они вместе вошли в дом; ворота закрылись, и экипаж отъехал. А Лотарио все еще стоял посреди улицы, неподвижный, и его застывший взгляд был устремлен туда, где ему только что явилось это лучезарное дитя, чья грация, чистота и прелесть сразили его словно удар молнии.
Наконец молодой человек осознал, что ее на террасе больше нет.
— Ах да! — пробормотал он. — Надо же записать, где он живет.
И, убеждая себя, что он просто исполняет поручение графа фон Эбербаха, он записал название улицы и номер дома.
Потом он бросил на дом, террасу и ворота взгляд, означавший немое «прощай», а вернее «до свидания», и отправился в обратный путь — в Париж.
А в это время девушка, даже не заметившая утреннего прохожего, с живостью увлекла того, к кому Лотарио уже ревновал ее всем сердцем, в маленький дом, с виду скромный, но хорошенький и кокетливый. Его фасад, сложенный из красного кирпича, на фоне которого выделялись темно-зеленые ставни, был увит густым плющом.
Астролог вслед за девушкой поднялся по ступеням крыльца, и через минуту она уже усадила его перед ярко пылавшим камином в салоне, обставленном весьма просто, но с большим вкусом.
— Грейтесь, друг мой, — сказала она, — а я тем временем вдоволь насмотрюсь на вас. Как мило, что вы уступили моему детскому капризу и явились сюда в этом костюме, чтобы показать мне его! Он суров и величав, да и сидит на вас чудесно. Ну же, встаньте на минуту.