— Я просто хочу знать имя этого неудачника, чтобы нарушить его жизнь.
— Не будь неразумным. Мы с Брайаном ходили максимум на пять свиданий и технически ничем не занимались.
— Я знаю, поэтому я и сказал, что нарушу его жизнь, а не разрушу ее. А теперь поясни, что такое технически, потому что ответ на этот вопрос, безусловно, решит его судьбу.
Я поджала губы.
— Он прикасался к тому, что принадлежит мне, Мия? — он обхватывает пальцами мое горло. Хватка достаточно свободная, чтобы я могла дышать, но достаточно крепкая, чтобы определить, кто обладает властью. — Отсутствие ответа — это тоже ответ, муза.
— Нет, не ответ. Я просто отказываюсь уступать твоим необоснованным требованиям.
— Тогда скажи мне. Трогал ли неудачник Брайан это прелестное горлышко? Чувствовал ли он точку твоего пульса и возбуждался ли от мысли, что в его руках твоя жизнь?
Мое сердце почти перестало биться, когда Лэндон скользнул свободной рукой под лифчик, по животу и к вздымающимся грудям. Мои соски плотно прилегают к атласной ткани, и он выкручивает один, а затем тянет. Меня пробирает дрожь, а между ног расцветает боль.
Я не могу остановить свою реакцию на него или даже усмирить ее.
Может быть, я и не хочу этого.
Причина, по которой я пристрастилась к Лэну, не только в его интенсивности, но и в том, что он, как правило, совершенно не управляем.
— Он играл с ними? Дразнил ли он твои соски, как неопытный подросток, который видел настоящие сиськи только в порно? Тебе нравились его прикосновения?
У меня вырывается стон, когда он выкручивает другой сосок, но заканчивается на вздохе, когда он щиплет его до боли.
Боли настолько, что у меня слезятся глаза.
Боли настолько, что внутренняя поверхность бедер становится липкой от влаги.
Со мной определенно что-то не так. Иначе почему, черт возьми, меня так тянет к нему?
— Он ведь сделал это, не так ли? — голос Лэндона темнеет, опускаясь до пугающей грани. — Он положил свои руки на то, что принадлежит мне.
— Тогда я не была твоей, — показываю я трясущимися руками, с трудом сохраняя способность соображать.
— Очень сомнительно. Ты всегда была моей, Мия. Просто мы еще не были знакомы, — он проводит ладонью по моему животу, затем сдвигает мои шорты и трусики вниз настолько, чтобы схватить мою ноющую киску. — Что еще делал этот Брайан, которого скоро сотрут с лица земли? Он трахал мою киску? Тебе нравилось чувствовать его вялый член?
Я покачала головой.
— Это значит «нет»? — его глаза темнеют, пока я не оказываюсь в центре его внимания.
— Мне никогда не нравились его прикосновения. Он был слишком нежен.
Его губы скривила ухмылка, которую можно назвать только гнусной.
— И ты не любишь нежности, не так ли, моя маленькая муза? Тебе не нравится слушать сладкие слова, которые шепчут тебе на ухо, пока тебя трахают в миссионерской позе. Ты предпочитаешь извращенное и неизведанное. Ты получаешь удовольствие от грубости и жестокости.
Шлепок.
Я задыхаюсь от пульсирующей боли, вспыхивающей в моей киске. Этот сумасшедший ублюдок сделал это снова, и я даже не могу себя больше заставить притворяться, что оскорблена.
— Держу пари, что ты так намокла не для Брайана. Правда?
Я качаю головой.
— Это моя девочка.
Он отпускает мою шею и расстегивает брюки, звук эхом разносится в воздухе вокруг нас. Я едва успеваю заметить его твердый член, когда он поднимает меня.
Мои шорты и трусики падают на пол, и я оказываюсь голой в его объятиях. Позволив ему нести мой вес, я говорю:
— Мы не можем, Лэн. Папа узнает.
— Я не буду тебя трахать. Мне просто нужно почувствовать тебя.
Мои протесты замирают в горле, когда он скользит своим членом по моим мокрым складкам. Ощущение его кожи на моей дает передышку от пульсирующей боли шлепка.
Так всегда было с Лэном. Удовольствие может быть только с болью — грубой, первобытной и очень вкусной.
Я обхватываю его за шею. В сгущающейся темноте он выглядит диким и абсолютно грубым. Увядающие синяки придают опасную остроту его и без того свирепому характеру.
И все же я никогда не чувствовала себя так, как в объятиях Лэндона.
Мои пальцы проводят по родинке под его правым глазом. Его взгляд перехватывает мой, когда его член скользит вверх-вниз по моим складкам и по моему клитору. Давление нарастает в моем сердце, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы не издать громкий звук.
— Блять. Ты так хороша, малышка.