Я снова лег на свое одеяло в углу и стал представлять лицо той девушки, что жила рядом. Она была всегда смеющейся, всегда в хорошем настроении… а потом я видел ту картину, когда с развороченными ногами ее тело превратилось в кусок дохлого мяса, которое использовали вместо того, чтобы подрочить в кулак. Ему было все равно, что он лишил жизни, и что после этого девушка, которую растили с любовью и заботой, сгниет, будто вовсе и не было. Он просто трахал, совершая механические движения, желая насытить свое животное естество, потому что больше в этом мешке с костями ничего не было.
От давившей дурноты, я сделал пару глубоких вдохов.
Я должен! Должен! Я убью, убью их всех, чего бы мне это не стоило.
Я потратил неделю, наблюдая за бандой. Выследив каждого, запомнив время и привычки, прикидывал варианты, как можно с ними расправиться. Я понял, что если хочу убить их всех — действовать нужно без промедления, и постараться убить в первую ночь троих. Тогда их не сильно хватятся на следующий день, подумают, что нажираются где-то вместе или отсыпаются, убитые похмельем. Потом еще двоих, и, наконец, прикончить последнего, который в одиночку останется более уязвимым. Даже догадываясь, что дело не чисто, он уже ничего не сможет сделать.
На следующий вечер я подстерег первого из шестерых, его звали Бримон. Я решил, что прослежу за ним и разделаюсь с ним ножом. Локи вернул его без вопросов.
Сжимая рукоятку, я тихо крался за подонком вдоль стен и заброшенных подворотен. В слабом освещении луны меня нельзя было заметить: темный плащ сглаживал рельеф тела с обветшалым урбаном построек. Я тенью плыл позади жертвы, понимая, что он идет по этой улице в последний раз.
Надравшись как следует, головорез пошатывался из стороны в сторону, оглашая ночь неровными ударами сапог. Он свернул в кишку одного пролета, ведшего в маленький грязный дворик.
Я приблизился к краю, прислушиваюсь — тишина. Может заметил слежку и теперь поджидает за углом?
Я украдкой заглянул в проход. Темно, ничего не видно. Напрягаю слух. По каменному тоннелю разносился тихий свист. Эта мразь упала и спала на дороге. Я осторожно приблизился к пьяному телу. Так и есть — спит.
Нож был в руке, и что делать я знал. Теперь мне нужно опуститься и вспороть ублюдку горло, всего-то.
«Давай, Кайто, разве не за этим ты здесь?»
Я присел, держа нож наготове.
Боров хрюкнул и повернулся, словно подставляя шею для удара. Заношу острие и касаюсь вонючего урода.
«Просто надави и проведи. Просто сделай это. Так как учили, так как ты знаешь. Не думай — делай» — уговаривает голос внутри.
От напряжения кожа горела огнем, а руки взмокли. Я перехватил оружие поудобней.
«Вспомни, вспомни, что он делал с нашими женщинами и детьми. Ты убиваешь не человека, но мразь, гниду на лице своего мира. Разве будет хуже если его не станет? — нашептывал мне голос. — Разве кто-то печально вздохнет у его тела? Разве плохо, что одним черным пятном в нашей порченной жизни станет меньше?»
Я знаю правильные ответы на эти вопросы. Я знаю, что нужно сделать.
Я вдавил нож в край шеи…
Часть 7
Свинья храпит и пускает слюни. Как же мерзко находиться так близко к этой падали!
«Ну же, просто прочерти ровную полосу, и пусть ублюдок умоется кровью. Кровью тех, кого резал и пытал сам. Кайто, ты должен это сделать. Должен отомстить за близких тебе людей! Ты не станешь предателем! У тебя нет выбора! Мертвые тебя не простят!»
В ушах звенела тишина, а соленый пот заставлял щуриться. Нож в руке дрогнул.
«Давай же!»
Я почувствовал, как внутри оборвалась тянущая струна. Просто лопнула. Тихо, незаметно. Уничтожила меня или того, кем, я думал, я являюсь.
Я не могу.
НЕ МОГУ!
Нож падает из рук, следом падаю я. В тупом шоке лежу на спине и не понимаю, что происходит. Не знаю где я и что я. Не вижу ничего.
Я никогда не смогу вернуться в Эста-нова. Меня будут презирать, и я умру ничтожеством. Ослушался приказа. Бросил деревню. Не сумел отомстить. То, что меня вело за собой, исчезло, отпустив на все четыре стороны.
Я выпал. Выпал из своего мира, и теперь блуждаю в пустоте. Я не смогу вернуться. Я один…
Меня больше нет…
Осознание ударило сильнее, чем сапог Трэна. Я лежал контуженный и слушал, как мельчайшие частички песка ударяются о стены, гонимые блудным ветром. Россыпь тысячи горчичных кристаллов бьются о преграду, и, потерянные, разлетаются вокруг, не принадлежа этому месту, не являясь его частью, но обреченные остаться в его трещинах и разломах навеки.