— Тебя устраивает цена?
Он был близко, а я все еще сидел слепцом, будто, если я не открою глаза — ничего и не случится, а растает словно сон, как тот сводящий с ума кошмар.
— Да.
Меня будто потащило в пропасть, и я провалился в темноту.
Я очнулся. За окном таял призрачный свет упавшего солнца. Казалось, что я навсегда погружен в этот полудрем, полусознание, полужизнь. Усилием воли я поднял себя с кровати.
В комнате не было ни души.
Как долго я спал?
Я кинул взгляд на пустующее кресло. Локи.
Воспоминания накрыли меня с головой.
Ночь, подворотня, Бримон… и мое короткое «да!».
Я замотал головой. Этого не могло произойти на самом деле. Это мираж, иллюзия, больная галлюцинация. Я умылся, схватил плащ и пулей вылетел из амбара. Находиться здесь одному не было сил, стены давили и гнали вон, не желая предоставлять приют такому жалкому ничтожеству, как я.
Хочу видеть людей. Каких-нибудь. Просто незнакомцев, идущих по улице.
А ноги гнали меня к единственному хорошо знакомому месту. Через некоторое время я оказался у таверны «Старая собака». Свет горел, но было как-то тихо. Ни голосов, ни шума летящей на пол посуды — ничего.
Я обошел квартал пару раз и сел на ступени одного из домов, что находился невдалеке.
Мне все приснилось, такого просто не могло быть. Но я точно помню, как пошел за Бримоном, и у меня был нож…
Как я оказался у Локи?
Концы явно не сходились.
Но ведь не могло это… быть правдой.
— Эй, шел бы ты отсюда, — раздалось за моей спиной.
Я резко подскочил и обернулся. Из выбитого окна на меня пялилась пожилая женщина.
— Извините, я не знал, что здесь кто-то живет.
— О, да ты совсем молод, — поняла она по голосу и присмотрелась повнимательней. — Мне не жаль, сиди сколько влезет. Но после того, что случилось, я бы на твоем месте не гуляла по ночам.
— А что случилось?
— Не местный, что ли? — недоверчиво переспросила она.
— Только сегодня прибыл, — врать я умел.
— Тогда ясно, — женщина что-то заворчала и стала отходить от окна.
— Постойте, — я подошел к решетке вплотную. — А что у вас случилось? — заинтересованность в моем голосе привлекла старуху.
— Страх, страх летает над городом, — зашептала она. — Прошлой ночью кто-то расправился с Трэном и его бандой.
У меня застыли руки.
— Не может быть, — я поперхнулся. — Я слышал о Трэне, говорят, он был головорезом.
— Правду, правду говорят, — кивала женщина, — но такую смерть я не пожелала бы и ему.
Сзади хлопнули ставни, ветер трепал огрызки стараясь оторвать не первый год.
— Какую? — боясь ответа, спросил я. Руки впились в край железной решетки.
— Его и дружков насадили на пики башен в самом центре города, да так, что острие прошло через задний проход и пробило череп. Люди поговаривают, что слышали страшные крики, а потом — тишина. А на утро все обнаружили их тела, они там так и болтаются. Высоко — так просто не залезть, да и добровольцев нет.
Мне показалось, что ее голос доносится откуда-то издалека. Совсем не отсюда, и то, что она говорит — это вроде бы не со мной. Это сказки, городские легенды. А старуха все продолжала:
— Непонятно, кому это понадобилось? Врагов-то они наделали великое множество. Но кто смог сотворить такое?! Их же было шестеро, и все как один — висят, ручки-ножки телепаются, правда пальцы обрезаны и глаз нет, словно раздавили как ягодки…
Я не стал слушать дальше, а оттолкнувшись от стены, потащился вдоль по улице.
Было ли мне их жаль? Нет.
Собакам собачья смерть.
Но тот, кто их убил…
У меня не было ни малейшего сомнения, кого следует винить в их смерти. И не важно, что для одного человека это было нереально. Он уже доказал, что выступает в непонятном сговоре с рациональным миром и мало подчиняется его законам.
Отнять так просто жизни людей, просто потому что тебя об этом попросили…
От немого шока я никак не мог перейти к вопросу — что делать мне?
Не оглядываясь и не оборачиваясь, я тупо шел вперед.
Я получил желаемое, а значит мне нужно расплатиться. От осознания этого каждый волосок у меня на теле встал дыбом, причиняя зуд и раздражение. Я потер шею, стараясь справиться с приступом удушья.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Я не спросил, что значила его фраза, что он хотел от меня получить, и это могло означать смертный приговор для меня. И, может, я еще позавидую тем, чьи тела болтаются на шпажках.