В этот момент, Грэбс порядком нервированный, кинулся в атаку, наплевав на защиту, ибо соперник все равно не наносил удары. Мне едва удалось уловить стремительный шаг вправо, и Локи нырнул воину под руку, оставляя ногу под ступней тяжеловеса. Тот, споткнувшись, упал, растягиваясь у ног атамана. Закари ощутимо напрягся, кулаки сжались.
Но это было великолепно в своей легкости — я невольно залюбовался, забыв сделать вдох.
— Убью! — взревел Грэбс от такой наглости. — Щенок!
На Локи эта угроза не произвела никакого впечатления, он все также грациозно, сделал полукруг, возвращаясь к сопернику кошкой.
— Боишься, мелкий, сойтись как мужчина с мужчиной.
Локи чуть замер, наклонив голову, и, казалось, заглядывая прямо в лицо противнику, насколько позволяла дистанция.
Сейчас Грэбс стоял ко мне спиной, и я видел часть лица моего кошмара. Никаких эмоций, никаких ненужных мыслей. Сейчас он жил чтобы победить соперника — и только.
Его синий холод на мгновенье дрогнул, и он посмотрел прямо в мои глаза и… подмигнул!
Грэбс взбесился, заметив дерзкий жест, говоривший, что противник не воспринимает поединок всерьез, и кинулся в лобовую атаку.
Я думал, что в последний момент Локи увернется, но Грэбс был уже на расстоянии вытянутой руки, а Локи все так же смотрел на меня в упор.
— Нет! — неожиданно для себя, эмоции внезапного безотчетного страха выбили слово.
И Грэбс замер в ту же секунду, а через миг я заметил, как его пыльные ботинки едва касались земли, он вздернул руки и вцепился во что-то у шеи. Но хватка Локи стальным обручем держала горло.
Здоровяк затрепыхался.
— Хватит! — рявкнул атаман, но Локи, словно был со мной наедине.
— Локи! — проревел он, но все еще не приближался. Грэбс должен был сдаться, похлопав рукой или подав любой другой знак, но эта упрямая туша видимо решила задохнуться, чем понести публичный позор.
Едкая синева глаз засасывала все глубже — я не мог разорвать нас. А Грэбс все больше обвисал на руке Локи.
«Отпусти» — прошептал я одними губами, не надеясь, что он услышит или послушает.
Но в тот же момент, придушенное тело тяжестью осело на землю.
Его взгляд изменился — меня обдало такой нежностью, что пришлось схватиться за край телеги, брошенной в шаге от меня. Что это было?
Локи развернулся к атаману лицом, и я снова услышал певучий, беспечный голос пижона.
— А теперь уравняем шансы?
Наверное, ты дьявол…
Часть 18
Желваки на лице атамана ходили ходуном. Те трое, что стояли поодаль, наблюдая за схваткой, приблизились к кругу вплотную, хрустя кулаки. Все уставились на Закари, ожидая решения. Наверное, это был первый раз, когда на лице атамана отразилась внутренняя борьба, где ставкой была честь. Но с другой стороны, Локи одержал победу, и спорить с этим было бесполезно. Атаман тяжело выдохнул через нос и, смерив наглеца холодным взглядом, вынес решение.
— Ты распределен в отряд.
Общее напряжение трещало, словно песок под палящим солнцем. Бойцы явно остались недовольны таким решением, но если бы не железная дисциплина Эста-нова, ни о каком выживании не шло бы и речи.
— Завтра приступаешь к общим тренировкам, — выражение лица Закари стало хищным, по лицам наших мордоворотов расползалась довольная ухмылка.
Ясно, планируют накостылять ему во время учебных спаррингов. Что ж, их трудно за это осуждать, глядя, как Локи беспечно сунул руки в карманы и стоит, будто терпит, одаривая крестьян своим божественным присутствием. Вот только что-то мне подсказывает, что Локи так просто не возьмешь, и наших громил ждет ещё не одно разочарование. Да и мне не стоило радоваться, если я и планировал победить Локи в честном бою, то случиться это должно не скоро, судя по тому как уверенно он держится, будто ему и дела нет до происходящего.
— Ты останешься во временном жилище на протяжении полугода.
По законам деревни, новичков селили в общем блоке, представлявшем собой низкий одноэтажный барак с узкими койками. По прошествии отведенного срока, им выделялся небольшой домик из самана, материала на подобие смеси глины и песка, или сбитый из подручных материалов, таких как листы фанеры. Как правило, новосел строил его сам в течение последнего месяца проживания вместе с добровольцами или же приобретенными друзьями.
Что ни говори, а народ у нас дружный и все понимают, что если не жить сообща, то придется умереть поодиночке. И несмотря на всю убогость нашей жизни, дышать и греться под палящим солнышком хотел каждый. Такова жизнь.