И надо всем этим стоял лок-генерал Танатос, как воплощение всех кошмаров. Чудовище… Так называла его гвадская пропаганда.
Насколько было бы проще, если бы чудовища были просто чудовищами, без оговорок. Если бы можно было просто взять и разделить мир на чёрное и белое, провести чёткую границу и точно знать, где она проходит.
Проблема в том, что нет такой границы. Пусть даже некоторые ради упрощения и врут себе, будто бы она есть.
И вот Джексон…
— Правильно ли я понимаю, что подтвердить источник, который поделился с тобой кодами, ты не можешь?
— Правильно.
— То есть, если я соглашусь подкорректировать наш план и это окажется ловушкой или просто бредом…
— То ты поведёшь ребят на верную смерть. Да. Но, если честно, ты хоть так, хоть эдак их туда поведёшь. Я готов предложить тебе шанс…
Ли покачала головой.
— Значит, слухи о группах цветочков, которые ведут собственную партизанскую войну, скорее верны, чем нет? Тогда вот что я тебе скажу, Джекс: координируй вы свои действия со штабом…
— А мы пытались, — усмехнулся он. — Мы не идиоты, одиннадцатая лилия.
Ник, под которым она работала на пользу цветочного движения… Значит, знал с самого начала. И не просто так подошёл. Хорошо или плохо? Сложно сказать.
— Мы пытались с ними работать, кэп. Ты знаешь, что во время цветения полетело множество голов. Арестовали немногих, но многих сместили с должностей. Особенно силовиков, политиков, пиарщиков, киберспецов. Не поддерживаешь королеву? Изволь освободить место талантливой молодёжи. Даже если сам куда более талантливая молодёжь. Даже если у предполагаемой замены мозгов, как у ракушки… Мало кто из тех, кому наше величество пожелала дать должности, отличался умом и инициативностью.
И это тоже правда. Главным фактором, по которому последние годы выбирали чиновников, была личная заинтересованность в укреплении королевской власти. А личная заинтересованность, как известно, редко способствует разумным, справедливым и взвешенным решениям.
— Когда всё это дерьмо началось, — продолжил Джекс, — когда стало понятно, что внешние щиты не выдерживают, что это придёт прямо сюда, в наш дом… Мы решили, что прошло время споров о политическом строе. Мы пришли с предложением сотрудничества, с информацией и связями.
— И?
— Ну, как видишь, я здесь. И старпома мне кэп Еременко выбил чуть ли не с мылом у рта. Потому что вообще-то всех, кто пришёл с предложением помощи, отправили на передовую не рядовыми, но около того.
— Хотите помочь…
— Помогите на поле боя, в качестве пушечного мяса. Именно.
Ли потёрла переносицу.
Видит космос, она ненавидела политику.
— Итак, у тебя есть коды, — проговорила она задумчиво. — То есть, в теории, мы сможем приблизиться к флагману “Танатос”. Но при чём тут мои секреты?
— А вот тут мы подходим ко второй части марлезонского балета, а, кэп? Видишь ли, цветочки уже довольно долго ищут выходы на богов новой эры. Некоторые наработки в этом направлении уже есть, но они пока зыбкие, неточные. А вот у тебя в руках, если я правильно понимаю, есть выход на одного из них.
Их планета…
— Это то, что мы можем использовать. И не только мы. Имея в руках этот рычаг, цветение сможет правильно им распорядиться… Ты просто не понимаешь, что именно оказалось в твоих руках, кэп. И насколько оно на самом деле ценно. И прямо сейчас… Согласишься ли ты использовать своего бога смерти, кэп, чтобы спасти своих?
Дерьмо.
Ли подняла голову, глядя вверх. Сколько границ она уже переступила, которые никогда не собиралась преступать никогда? Сколько тьмы, предательств, потерь, ненависти, пустоты?
-
Я всегда буду ждать тебя на нашей планете, где нет войны. Мы встретимся, когда всё закончится…
-
Но всё закончится здесь, верно? Здесь, в богами забытой аграрной системе, посреди яблоневых садов. И нет ни Ли-11, ни Бога Смерти. Есть убийца на службе у психопата. И другая убийца, которая совсем не уверена в том, кому именно служит.
Нет их планеты, той самой, которая без войны. Потому что, когда война касается тебя, она проникает всюду. И касается всего. От неё не спрятаться, не отвернуться… даже на планете с закатами.
Ли подняла голову вверх, глядя в небо.
Там никого нет, она знала. Никого, кроме бога смерти. Но, будь на свете подлинное высшее существо, она бы спросила у него: “Почему? Почему ты так много просишь у меня? Неужели я должна отдать самое последнее, что дорого? Неужели ты не позволишь мне оставить совсем ничего?..”