Катаринка вздохнула и снова отодвинулась вглубь комнаты. Помолчала. Затем закончила:
— С тех пор все шантийцы обходят наш город стороной. Они его прокляли. Странно, что ты этого не знаешь. Все кланы саранчи знают.
— Меня воспитывал жевлар, — вздохнула я.
История, которую рассказала катаринка, оказалась реальной. Я точно знала, о чем она говорит. О каких людях и с какой звезды. Меня стало морозить. Я привалилась к стене и зажмурилась.
Наверху глухо хлопнули ставни. Ну вот, теперь нужно думать, как выбираться из города. Можно забыть о тепле и сухой обуви, а приличной еды не светит еще минимум пару дней. Так вот, значит, где находится город, разговор о котором я невольно подслушала.
Раздался скрип. Я повернулась на звук. В стене отворилась низкая дверь и из нее выглянула катаринка.
— Живо заходи, — тихо велела она.
Меня не нужно было долго упрашивать. Я шмыгнула в щель и с запозданием подумала, стоит ли так безрассудно доверять свою жизнь незнакомке.
— Моя мать была одной из тех шантийцев, — прошептала женщина в ухо и закрыла дверь на щеколду. — Идем. Сестру в беде я не брошу.
В защитном костюме Богдан чувствовал себя клоуном. Не то чтобы он не любил абрикосовый цвет, просто… просто глупо. С другой стороны, стоит ли соваться в чужой монастырь со своими правилами?
Он надел пластиковый шлем — «дабы не распылять свои бациллы», как сухо подчеркнула Эмилия, — и неуклюже вышел в то самое помещение-аппендикс. Конечно, на девушке защитная форма смотрелась отлично. Богдан снова поймал себя на странном ощущении. Она притягивала его, ей-богу. Ладная, яркая. Даже тем, как фыркала и задирала нос. А у нее были удивительные глаза. Светло-голубые, с темно-серой каемкой по краю радужки.
Феофан Аркадьевич, уже в шлеме, переминался на месте и в нетерпении постукивал карточкой по стене. Увидев Эмилию и Богдана, он сразу взбодрился, подобрался. Подмигнул Богдану и плавно провел картой допуска по панели. Двери бесшумно разошлись в стороны. Богдан ощутил волну холода, поежился. Неприятное ощущение, хотя терпимое, в общем-то. Феофан Аркадьевич сделал приглашающий жест и первым вошел в криоотсек.
Большое светлое помещение с тремя белесыми стенами и гладким серым полом. Типичнее некуда.
Феофан Аркадьевич уверенно прошел к огромному — на всю заднюю стену — боксу. Чудовище, сотворенное из специального сплава, матово отсвечивало в холодном сиянии ламп. При близком рассмотрении достижение современной техники было похоже на гигантский спичечный коробок, поставленный на ребро. Его переднюю стену делили квадраты многочисленных аккуратных секций, с вмятинами для панелей управления. Мигали, гудели тихонько. Красота. Ледяное царство.
Феофан Аркадьевич повернулся к Богдану.
— Мы постарались сохранить максимальное количество образцов. Все они принадлежат к одной расе. Вы вообще что-нибудь знаете о населяющих Янус видах, хотя бы из отчетов?
— Пока немного. Но, надеюсь, в ближайшем будущем получу исчерпывающую информацию.
— Это вряд ли, — улыбнулся доктор. — Мы сами знаем не так уж много. Конечно, есть существенные подвижки, особенно если сравнивать с данными полувековой давности. Можно сколько угодно ругать политику Шаурова, но его заслуги для станции неоценимы, молодой человек. Интерес к Янусу возобновлен именно его чаяньями. Что там далеко ходить, за полвека вся аппаратура сильно устарела, что-то просто вышло из строя. Альберту удалось получить субсидии, новейшее оборудование, специалистов, а нам ох как не хватало профессиональных рабочих рук. Он сумел добиться заключения выгодных контрактов и хороших условий для сотрудников. — Феофан Аркадьевич поднял вверх указательный палец и потряс им в жесте, значение которого осталось для Богдана непонятным. Потом опустил руку и продолжил: — К сегодняшнему дню мы уже неплохо изучили поверхность Януса. Например, имеем ясное представление о флоре и фауне планеты. Собрали солидную базу образцов по полезным ископаемым, воде, почве. Достаточно низко спускали в атмосферу и беспилотные зонды, для того чтобы определить ее состав. Игры на грани, да, понимаю ваше возмущение, но чего не сделаешь ради науки? Однако смею заверить, Богдан, правил мы не нарушали.