Выбрать главу

— Это зависть? Или что-то другое? Откуда берется в Польше это безумие?

— Не знаю, почему так получается. Не знаю, но это факты.

— Тем не менее, когда в разгар скандала, связанного с законом о люстрации, началось преследование Бронислава Геремека[44] и профессор Геремек приехал в университет в Ополе, аудитория, заполненная молодежью и преподавателями, стоя устроила ему овацию. Так, может, не все заражены этой ненавистью и от нее есть вакцина?

— К счастью. Общество — тоже к счастью — не однородно. Но поскольку власть подчинила себе часть средств массовой информации, она может влиять на образ мыслей общества. Недавно я услышал по радио, что в первые годы уже свободной Польши известный эмигрантский писатель Юзеф Мацкевич[45] по-прежнему был окружен молчанием. Не знаю, большой ли он писатель, зато помню, как он себя вел во время войны. У меня этот человек симпатии не вызывает. Он ведь считал, что Польша, хоть и оккупированная немцами, должна с ними договориться. Если Гитлер согласится, можно будет создать этакое марионеточное правительство. Но немцы не стали его слушать. К счастью. Издавать Мацкевича можно, но придавать этой истории серьезный политический характер значит оскорблять тех, кто боролся с немцами, и тех, кто сейчас осуждает сотрудничество с оккупантом.

— Это политика.

— Но политика глупая. Жалкие игры, которые не объединяют, а разобщают людей. Не знаю, что было бы, если бы Мазовецкий еще десять лет оставался премьер-министром. Не знаю, не сломился ли бы он под напором национализма и определенных партийных группировок. Хотя он человек твердый, так что, возможно, было бы иначе.

— Однако, с другой стороны, если создание авторитетов возложить на правительство или пускай даже историков, то нам грозит этакое сенкевичевское «укрепление духа»[46].

— Авторитеты создаются не историками. Их создает история. Мало кто знал, каким человеком был генерал Грот-Ровецкий. Он не был широко известен — и тем не менее пользовался авторитетом. И это заслуга вовсе не пропаганды, а истории. А сменивший его Бур-Коморовский[47] уже таким авторитетом не пользовался. Вот так-то.

Грот писал Сикорскому[48]: не защищайте евреев, в стране силен антисемитизм. Хотя и писал так, он был авторитетом. И таким остается — даже если у него на самом деле были связи с немцами. Впрочем, это нельзя называть преступлением: на его уровне такие связи должны быть.

Короче, Грот мог стать национальным героем. Не потому, что готов был сложить голову в бою, а в моральном смысле. Потому что он был символом Сопротивления. Одно его имя заставляло людей вести себя порядочно. Он сумел создать образ вождя. Но к сожалению, такой национальный герой никому не понадобился.

— В Польше существует стереотип героя, который стреляет или подставляет себя под пули. А вы, если судить по «Опередить Господа Бога», пытаетесь нас убедить, что такими же героями, как ребята в гетто, поднявшиеся с оружием против немцев, были те, кто шли на Умшлагплац и в газовые камеры.

— Не будем об этом говорить — пустая трата слов.

— Когда умер Ежи Турович[49], вы приехали в Краков на его похороны. Пришли в «Тыгодник повшехны». В кабинете Туровича была какая-то западная киногруппа. Вы их выгнали, а нам велели принести рюмки и позвать несколько человек: Кшиштофа Козловского, Касю Морстин, Томека Фиалковского. Потом раздали всем рюмки, поставили на письменный стол шефа стакан, достали из сумки бутылку отборного виньяка — до сих пор помним — и налили всем. Шефу тоже. И объяснили, что в гетто вы так прощались со своими людьми. Этот стакан водки для покойного Ежи Туровича еще долго стоял на столе. Никто не решался его тронуть.

— В гетто никто не умирал в своей постели. Мы никого не могли похоронить как полагается. Только после войны люди начали умирать нормально, в постели. А нормальный человек не должен верить, что где-то его ждет другая жизнь.

— Ради кого делаются такие жесты?

— Ради друзей. Для чужих людей такого не делаешь. Не пьешь, когда умирает чужой человек. За последние годы эта история обросла легендой. Я сам того, что вы рассказываете, не помню, помню только, что долго разговаривал где-то в уголке с Халиной Бортновской. Ну и не такой уж я нахал, чтобы выгонять киногруппу. Смелости бы не хватило. Водку, возможно, принес и выпил с вами. Возможно, сказал: что поделаешь, так уж случилось. Это хороший обычай: с другом нужно выпить на дорожку, пока он здесь. Хотя бы не телом, а душой.

вернуться

44

Бронислав Геремек (1932–2008) — политик, историк; министр иностранных дел (1997–2000), депутат Европарламента; был противником люстрации.

вернуться

45

Юзеф Мацкевич (1902–1985) — писатель и публицист; был убежденным антикоммунистом и вместе с тем врагом узкоэтнического польского национализма, за что подвергался нападкам как справа, так и слева.

вернуться

46

«Укрепление духа» — почерпнутое из романов Генрика Сенкевича (1846–1916) понятие, ставшее символом веры поляков в национальное возрождение.

вернуться

47

Тадеуш Коморовский (подпольный псевдоним Бур; 1895–1966) — генерал, один из руководителей, а с июля 1943 г. командующий Армией Крайовой, руководитель Варшавского восстания.

вернуться

48

Владислав Эугениуш Сикорский (1881–1943) — военный и политический деятель, во время Второй мировой войны главнокомандующий Польскими вооруженными силами и премьер-министр лондонского правительства в изгнании.

вернуться

49

Ежи Турович (1912–1999) — журналист, публицист, многолетний главный редактор католического общественно-культурного еженедельника «Тыгодник повшехны».