И коммунистов Ханку Савицкую и Янека Красицкого другие коммунисты тоже выдали гестапо. Гомулка вел свои политические игры против Финдера[118], против кого-то еще… В подполье это нормальное явление. Далеко не всё только черное или только белое…
Единственный человек, который все это знал, взял и умер. Я говорю о Марысе Руткевич[119]. Она была обыкновенным русским агентом, советской радисткой, а впоследствии — главой секретариата ЦК. Когда ее сюда забросили, обслуживала радиопередатчик. Своим говорила, что радиограммы не должны быть длинными, потому что иначе передатчик запеленгуют. Но ей давали длинные тексты, и в конце концов она попалась. К счастью, она была беременна. У немцев беременных не приговаривают к смерти, так что Марыся в Павяке[120] родила двоих близнецов, кормила их; потом вроде бы советская разведка сторговалась с немецкой, и за два дня до Варшавского восстания за ней приехали и из Павяка на извозчике увезли в город. Вот она знала все досконально. Мы с ней дружили, но, хоть режь ее на кусочки, никаких подробностей не выдавала. Всегда говорила, что ничего не знает. Такая у нее была шпионская выучка.
Но хватит об этом, это к делу не относится.
А связки «свой — враг» были везде. Армия Крайова без этого не могла бы существовать. До меня доходили слухи, будто аковцы встречались с гестаповцами. Возможно, это не так, но если и так, я бы не удивился. Каждой стороне необходимо было знать, что происходит у противника. Все разведки связаны между собой в этакий гордиев узел.
— А как складывалась ваша и ваших товарищей жизнь, когда после восстания в гетто вы прятались в чужих квартирах в Варшаве? Что делают в ситуации, когда нельзя выйти из квартиры, а при этом хочется участвовать в подпольной деятельности?
— Есть связные, а по вечерам можно рассказывать друг другу сказки. Особенно отличался Антек — он рассказывал замечательные сказки. Сам придумывал. А еще он знал много стихов, например всего Словацкого. Антек был человек высокой культуры — не только еврейской, но и мировой. А из поэтов выше всех ставил Словацкого, которого знал наизусть.
Летом по ночам он читал «Ангелли»[121]. Кроме того, с нами была его любимая девушка, они часто смеялись. И анекдоты мы травили. А жена полковника, которая нас прятала — еврейка, разумеется, — рассказывала всем по соседству, что ее муж в Лондоне, летает на самолетах. Поэтому торговцы овощами продавали ей петрушку и все такое прочее за треть цены. Но над нами постоянно висела опасность, так что сами понимаете… К счастью, нам повезло.
— У вас тогда было оружие?
— Было. Но что толку… Если бы пришли гестаповцы, от наших трех револьверов не было бы никакого проку, даже наш единственный автомат в квартире был бесполезен. И вообще, кончайте придумывать мифы. Оружие нужно не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы пугать противника.
— Сколько тогда стоил пистолет?
— Двенадцать, пятнадцать, пятьдесят тысяч — смотря какой. Но тогда, на арийской стороне, вопрос об оружии уже не стоял, мы оружие не покупали, зачем оно нам было? У каждого был пистолет или даже два, но это уже не имело значения. Антек ведь не расхаживал по городу с пистолетом, если бы его с ним схватили, это был бы конец. А Целина стрелять не умела, мазала. Казик тоже не ходил по городу с пистолетом. И девушки-связные не ходили. Если у какой-нибудь и было оружие, она его прятала где-то под полом. Но скорее всего, ничего у них не было — зачем оружие в такой ситуации? Нужно было иметь голову на плечах. Уметь выкручиваться. Врать. Да и это не всегда помогало.
— Вы нам однажды рассказывали, как ссорились с Целиной из-за денег, которые получили с Запада…
— За два дня до Варшавского восстания из Швейцарии приехала одна женщина и привезла рюкзак с деньгами. Там было 40 или 30 тысяч долларов, полкило золота и еще что-то, не могу сказать что. Это все прислали западные сионисты. Впервые они вообще что-то прислали. Целина считала, что мы должны жить, как любые другие скрывающиеся евреи. «Жегота» выделяла на каждого по 500 злотых, и Целина заявила, что этого хватит, а на водку нам давать она не намерена. Постоянно твердила: ты слишком много пьешь!
А посылку эту мы получили за два дня до Варшавского восстания! Сам не знаю, зачем я вам о такой ерунде рассказываю… Мы спрятали эти сокровища в какой-то дыре в той квартире на Лешно, где прятались, и во время восстания все сгорело.
118
Павел Финдер (1904–1944) — польский коммунистический деятель, первый секретарь Польской рабочей партии (1942–1943); был арестован гестапо и казнен.
119
Мария Руткевич (1917–2007) — деятельница коммунистической партии; в декабре 1943 г. была как радистка была заброшена из СССР на территорию оккупированной Польши, в сентябре 1943 г. арестована, летом 1944 г. освобождена; после войны руководитель секретариата ППР и ПОРП, секретарь правления Союза польской молодежи, главный редактор издательства «Искры».
120
Варшавская тюрьма Павяк; во время немецкой оккупации — следственная и пересыльная тюрьма; после образования в 1940 г. гетто оказалась на его территории.