— Дель, какую музыку ты исполнял?
— Ту, которую больше не хотят слушать брамины, — ответил мальчик.
— Какой инструмент у тебя был?
— Фортепьяно.
— А мог бы ты сыграть на каком-нибудь из этих?
Принц показал на инструменты, стоявшие на небольшой платформе у стены.
Мальчик повернул к ним голову.
— Я мог бы, вероятно, сыграть на флейте, если бы она у меня была.
— Ты знаешь какие-нибудь вальсы?
- Да.
— Не сыграешь ли мне «Голубой Дунай»?
Угрюмое выражение лица мальчика исчезло, и на нем появилось смущение. Он бросил быстрый взгляд на Хаукана; тот кивнул.
— Сиддхарта — принц среди людей, он из Первых, — констатировал хозяин.
— «Голубой Дунай» на флейте?
— Если можешь.
Мальчик пожал плечами.
— Попробую. Это было страшно давно… Отнеситесь ко мне терпеливо.
Он подошел к инструментам и прошептал что-то собственнику выбранной им флейты. Человек кивнул. Мальчик поднес флейту к губам. Он извлек несколько пробных нот, сделал паузу, повторил пробу, затем повернулся, и началось трепетное движение вальса. Пока он играл, принц пил свое вино.
Когда мальчик остановился перевести дух, принц сделал ему знак продолжать. И мальчик играл одну запретную мелодию за другой. Лица музыкантов-профессионалов выражали профессиональное презрение, но их ноги под столом постукивали в такт музыке.
Наконец, принц допил свое вино. Вечер подступил к городу Махартха. Принц бросил мальчику кошелек, но из-за слез на глазах не видел, как грум вышел из зала. Затем принц встал, прикрывая ладонью зевок.
— Я иду в свои комнаты, — сказал он своим людям. — Не проиграйте тут без меня свое наследие.
Все засмеялись, пожелали ему спокойной ночи и заказали для себя крепкой выпивки и соленых бисквитов. Уходя, он услышал стук игральных костей.
Принц рано лег и встал до зари. Он приказал слуге оставаться весь день у двери и не допускать к нему никого под предлогом его, принца, нездоровья.
Прежде чем первые цветы раскрылись для утренних насекомых, принц вышел из гостиницы, и его уход видел только старый зеленый попугай. Он ушел не в шелках, усыпанных жемчугом, а, как обычно в таких случаях, в лохмотьях. Ему не предшествовали раковины и барабаны, а только тишина, когда он шагал по туманным улицам города. Улицы были пусты, разве что иногда возвращались с позднего вызова врач или проститутка. Когда он проходил деловой район, направляясь к гавани, он заметил, что за ним увязалась бездомная собака.
Он сел на ящик у подножия пирса. Заря снимала с мира тьму; он смотрел на суда, качающиеся в приливе, на пустые, опутанные веревками паруса, на вырезанных на носу чудовище или девушку. В каждое свое посещение Махартхи он всегда приходил ненадолго в гавань.
Розовый зонт утра раскрылся под спутанными волосами облаков. Холодный ветер пронесся по докам. Хищные птицы хрипло кричали, огибая башни и устремляясь затем через бухту.
Он смотрел на удалявшийся в море корабль, на его парусиновые крылья, поднимающиеся острыми силуэтами и исчезающие в соленом воздухе. На борту других судов, стоящих на якоре, начиналось движение, команды готовились грузить или разгружать грузы благовоний, кораллов, масла и прочих товаров вроде металла, скота, дерева и пряностей. Он вдыхал запах торговли, слушал ругань матросов и восхищался тем и другим: от первых разило богатством, а вторые объединяли две главные заботы принца — теологию и анатомию.
Через некоторое время он заговорил с иноземным морским капитаном, наблюдавшим за выгрузкой мешков с зерном и теперь отдыхавшим в тени ящиков.
— Доброе утро, — сказал принц. — Да минуют вас шторм и кораблекрушения, и пусть боги даруют вам безопасную гавань и хороший рынок.
Капитан кивнул, присел на ящик и стал набивать глиняную трубку.
— Спасибо, старик, — сказал он. — Хотя я молюсь богам храмов по собственному выбору, я принимаю благословения от всех других. Благословение всегда полезно, особенно морякам.
— У тебя было трудное путешествие?
— Менее трудное, чем могло быть, — ответил капитан. — Эта дымящаяся морская гора, Пушка Ниррити, снова выпустила свои снаряды в небо.
— А, ты плыл с юго-запада?
— Да. Чатистан, из Айспера-за-морем. Ветер хорош в это время года, но именно поэтому он и несет пепел Пушки дальше, чем можно думать. Шесть дней на нас падал черный снег, запах подземного мира преследовал нас, портил пищу и воду, глаза наши слезились, горло жгло. Мы принесли много благодарственных жертв, когда наконец вышли оттуда. Видишь, какой грязный корпус? А поглядел бы на паруса: черные, как волосы Ратри!