— Мы будем охотиться на него? — спросил один из членов команды.
— Да, до тех пор, пока она не поймет, что напрасно тратит деньги на горючее, — передернул я плечами.
Вскоре экран очистился и оставался таким еще долго. Мы все находились в тревожном состоянии, и так продолжалось наше плавание.
Я не обменялся и дюжиной слов со своей хозяйкой, с тех пор как мы тонули с ней вместе под днищем плота. Поэтому я решил открыть счет:
— Он ушел на северо-восток. Сейчас мы позволяем ему уйти, а через несколько дней будем иметь возможность поохотиться… — Все-таки какое у нее восхитительное лицо!
— Все ли опустились в трюм? — спрашивал громкоговоритель у засуетившегося экипажа. Где в это время был я? А кто, вы думаете, орал по громкоговорителю?
Все свободные от вахты были на палубе, когда разверзлись хляби, и все сразу попрятались. Лифты ушли вниз со своим живым грузом.
Я бросился к ближайшей башне с криком, интуитивно поняв, когда сверкнет молния. Отсюда я кричал в мегафон и потратил полминуты, руководя передвижением команды.
Слышались ругательства, Майк говорил по радио, но ничего серьезного не происходило. Я был за промедление оставлен наверху.
Я нырнул под чехол с танка, под которым к тому времени я прятался уже несколько раз, сложил ласты горкой и откинулся назад, наблюдая за ураганом. Наверху было темно, как в воде, мы были посередине, и какой-то свет струился со всех концов этого ровного блестящего пространства. Вода не падала каплями — она собиралась в струи над нашими головами и падала сплошняком.
Использовав ремни от своей амуниции, я привязал себя к креслу, привинченному к палубе, и долго смотрел на гремящую лавину вод, пока не стал замечать в ней лица и людей. Потом я позвал Майка.
— Что ты делаешь там, внизу?
— Нет, лучше скажи, что ты делаешь там, наверху? — ответил он. — Что тебе там понравилось?
— Кстати, ты случайно не со Среднего Запада?
— Оттуда. А что?
— Бывают там такие штормы?
— Иногда.
— Тогда постарайся припомнить самый худший из них!
— Так что же ты там все-таки делаешь?
— Привязал себя к креслу. Смотрю на то, что происходит вокруг судна.
И в эту минуту я увидел за бортом какую-то темную тень. Огромный, именно такой, каким я его помню, Икки показался на несколько минут над поверхностью воды и огляделся. Нет силы на Земле, которая была бы сравнима с ним, с тем, кто был рожден, чтобы пугать всех остальных живущих. А я выбросил сигарету, чувствуя то же самое, что и раньше — паралич и неисторгнутый из груди крик.
— Как там у тебя, Карл?
Икки снова посмотрел на меня. Или, быть может, мне это только показалось?
— У тебя все в порядке? — прозвучал радиоголос. — Эй! Что у тебя? Скажи что-нибудь.
Вы когда-нибудь видели ствол летящего смерча? Он кажется живым, двигающимся кругами. Ничто иное не имеет права быть таким огромным, сильным и смертоносным. Вид его вызывает болезненное ощущение.
— Пожалуйста, ответь мне! — снова прозвучал голос в наушниках.
А Икки ушел и больше не возвращался. Я сказал ему вслед пару словечек и взял еще одну сигарету из пачки.
Еще семьдесят или восемьдесят тысяч волн разбились с монотонным шумом о борт плота. Пять дней, в течение которых это произошло, минули, ничего не изменив. А потом начала прорисовываться удача. Звонки зуммеров нарушили нашу прерываемую лишь чашкой кофе летаргию, и мы ринулись из галереи прочь.
— На корму! — крикнул кто-то. — Дальность пятьсот метров!
Я бросился к своим рюкзакам и начал застегивать пряжки. Мои вещи всегда находятся от меня на расстоянии вытянутой руки. Потом я бежал по палубе, подпоясываясь на ходу.
— Дальность пятьсот, погружение двадцать, — рявкнули динамики.
Огромные двери с грохотом раскрылись, и слайдер поднялся во весь свой рост, неся на себе консоли с миледи Луарих. Что-то загрохотало позади меня, вперед выдвинулась закрепляющая штанга. От нее поднялась стрела и еще более выдвинулась вверх.
Я повернулся лицом к слайдеру, когда динамики сообщили:
— Дальность — четыреста восемьдесят, погружение — двадцать!
Красный сигнал.
Щелчок, как при откупоривании бутылки шампанского, и линия полукругом прочертилась над водой.
— Приготовиться приманке!
Я поправил крепление маски и надел ее. Сначала телу было тепло, потом стало холодно, и наконец все пришло в норму.
Зеленая, обширная и глубокая масса воды вокруг. Вот место, где я значу не более, чем планктон. Что, если Левиафан этой бездны решит, что человек выглядит вкуснее, чем все остальное вокруг?